* * *

В этом доме Сара не была со времени смерти Тома, но и тогда он уже был для нее совершенно чужим. Хотя с момента ее последнего визита сюда прошло долгих три года, она отлично помнила этот особняк. Он располагался совсем недалеко от дома ван Даммов, прямо за углом, на Пятьдесят седьмой улице, в нескольких кварталах к востоку. Сара решительными шагами преодолела это расстояние.

Шум Пятой авеню стих за спиной. На Пятьдесят седьмой улице не было ни повозок, ни карет. Ничто не нарушало элегантного спокойствия этого района. Дом выглядел еще более импозантно, чем Саре казалось раньше. Один из бесконечного ряда роскошных городских особняков из красно-коричневого известняка в итальянском стиле, так и сиявших в теплом солнечном свете. В соседях присутствовали такие знаменитости, как Окинклоссы, Слоуны, Роджерсы и даже Рузвельты. Мэллой наверняка стал бы смеяться над Сарой за одно только упоминание подобных фамилий.

Но как только она добралась до безупречно отполированного бронзового дверного молотка, то и думать забыла про сержанта. От напряжения и страха у Сары скрутило желудок, но она решительно отталкивала эти эмоции. «Мне нечего тут бояться», – повторяла она себе. Сара Брандт – взрослая женщина, у нее своя собственная жизнь. Никто и ничто не в силах это изменить – и уж, конечно, никто и ничто из того, что находится в этом доме, если только она сама этого не позволит. А поскольку у Сары нет ни малейшего намерения допустить подобное, она пребывает в полной безопасности, отлично защищенная от любых посягательств на свою независимость.

Кроме того, Сара уверена, что не встретит здесь единственного человека, которого совершенно не желала сегодня видеть. Он сейчас далеко отсюда.

На стук в дверь открыла незнакомая горничная и удивленно уставилась на Сару. Та выглядела отнюдь не так, как обычные посетители этого дома.

– Меня зовут Сара Брандт, – сказала акушерка. – Я хотела бы повидаться со своей матерью, если она дома.

* * *

Разглядывая окружающее его роскошное убранство, Фрэнк решил, что, видимо, совершил большую ошибку, явившись сюда. Контора господ Мэттингли и Спрингера явно предназначена для того, чтобы радовать вкусы людей совершенно иного социального статуса. Люди вроде Фрэнка, вероятно, приходили сюда и уходили отсюда через задний, служебный вход, если вообще такое случалось. Судя по взгляду, которым его встретил секретарь, когда детектив открыл дубовую дверь, украшенную резьбой ручной работы, верным было именно последнее предположение.

– Чем могу быть полезен? – осведомился секретарь.

Фрэнк отметил, что слово «сэр» не прозвучало. Парень был молодой, лет двадцати двух – двадцати трех, и до жути тощий. Бледная кожа лица так обтягивала череп, что, казалось, того и гляди прорвется. Одно это делало его неприятным на вид. Парень скорчил такую гримасу, словно в его ноздри ворвался неприятный запах. Может, так оно и было – Фрэнк уже пару дней ходил в одной и той же рубашке.

– Я здесь, чтобы повидаться с Сильвестром Мэттингли, – заявил детектив. Никакого «мистер Мэттингли». Никакого «пожалуйста». Никакого «если он на месте». Мэллой тоже умел быть грубым.

– Ваш вопрос имеет отношение к делу, которое ведет мистер Мэттингли? – Секретарь хмыкнул.

– Он имеет отношение к смерти мисс Алисии ван Дамм.

Фрэнк полагал, что бледнеть этому парню некуда, но он ошибся. Даже глаза у него, кажется, слегка вылезли из орбит. Очень забавно, что такую реакцию может вызвать фамилия ван Дамм. Или, возможно, причиной стало упоминание о смерти Алисии.

Что бы то ни было, тощий костлявый клерк выглядел потрясенным. Он нервно задергал свои нарукавники, потом нырнул головой вниз, так что зеленый козырек, защищающий глаза от резкого света, закрыл ему все лицо.

– Кто?.. Как о вас доложить мистеру Мэттингли? – запинаясь, пробормотал секретарь, совсем потеряв уверенность в себе.

– Доложите, что к нему пришел детектив-сержант Фрэнк Мэллой из нью-йоркской городской полиции.

При этом сообщении голова парнишки снова приподнялась, и на сей раз глаза у него действительно вылезли из орбит.

– Присядьте, пожалуйста, – предложил он придушенным шепотом, после чего бегом выскочил из комнаты.

Дверь за собой секретарь прикрыл, оставив Фрэнка в приемной одного. Приемная была большая, но все равно казалась тесной, несмотря на высокие потолки. Вероятно, это ощущение возникало из-за толстенных ковров и не менее толстых бархатных портьер красно-лилового цвета, а также из-за потолка, изысканно украшенного лепниной. Все здесь казалось тяжелым, начиная с дуба дверей и кончая дубом секретарского стола. Видимо, так и было задумано, чтобы поглощать и приглушать все звуки, а любой ведущийся здесь разговор оставался строго конфиденциальным. Фрэнк решил, что люди, нуждающиеся в услугах такого дорогостоящего адвоката, могут разговаривать о множестве вещей, в отношении которых необходима полная конфиденциальность.

Он уселся в одно из чрезмерно мягких кресел, предназначенных для посетителей. На противоположной стене висел портрет пожилого мужчины, которого всю жизнь, если судить по выражению лица, преследовали серьезные проблемы с пищеварением. Фрэнк отметил также, что изысканный шандал не был подключен к электрической розетке, словно подобное устройство здесь, в этом бастионе консерватизма, сочли бы вульгарным. Все, что он мог утверждать наверняка, – лучше бы Сара Брандт оказалась права насчет того, что Мэттингли знает, где искать этого малого, Фишера.

Секретарь вернулся через несколько минут.

– К мистеру Мэттингли скоро должен прийти клиент, но он может уделить вам несколько минут. Следуйте, пожалуйста, за мной.

Жаль, что Фрэнк не видел лица Мэттингли, когда клерк доложил тому о визите детектива. Интересно, он тоже был шокирован, как и его секретарь? Но даже если так, у него было достаточно времени, чтобы прийти в себя. С этими мыслями Фрэнк вошел в кабинет адвоката.

Кабинет был обставлен не менее роскошно, чем приемная, но здесь преобладали более темные, мрачные тона, в основном коричневые. Мэттингли сидел за письменным столом длиной, кажется, с целую милю и шириной с полмили. Адвокат совсем не обрадовался появлению Фрэнка. Он даже не встал с места, чтобы с ним поздороваться.

Мэллой не сумел бы определить рост Мэттингли, поскольку гигантский стол мог превратить в гнома даже рослого мужчину, но адвокат казался сущим карликом в этом своем кресле с высоченной спинкой. Густые седые волосы были тщательно причесаны. Пиджак от хорошего портного отлично сидел на узких плечах благодаря искусно сделанной бортовке и подкладке. Лицо с возрастом оплыло, но глаза под тяжелыми веками блестели, словно стеклянные. Мэттингли, вероятно, отлично умел скрывать свои чувства, но на сей раз эти глаза его выдали. Визит Фрэнка привел его в ярость.

Мэттингли дождался, когда клерк прикроет за собой дверь, плотно, но бесшумно, и только тогда заговорил.

– Детектив-сержант Мэллой, – произнес он таким образом, словно пробовал эти слова на вкус; тот, кажется, оказался малоприятным. – Я привык иметь дело с полицией, но никогда – с офицерами рангом ниже капитана.