и безветрие и дыхание ветров; надлежало бы, чтобы огонь и вода в совокупности удовлетворяли одной и общей потребности человеческой, и никто не терпел от них вреда; потому что, по мнению людей, они – боги, и делают все не ко вреду, а скорее – к пользе. Если же это не возможно, по причине взаимной их противоположности; то вещи, одна другой противныя, противоборственныя и между собою несовместимыя, возможно ли называть богами, и воздавать им божескую честь? Если несогласны оне между собою по природе, то могут ли подавать мир другим молящимся и будут ли для них охранителями единомыслия?

Посему, как доказано в слове, по всей справедливости, не могут быть истинными богами ни солнце, ни луна, ни другая какая часть твари, а тем паче – изваяния из камней, из золота и из других веществ, и также – вымышленные стихотворцами Зевс, Аполлон и другие. Напротив того, одни суть части творения, другия – вещи неодушевленныя, а третьи были только смертные люди. Потому служение им и обоготворение их есть внушение не благочестия, но безбожия и всякаго злочестия, и доказательство великаго уклонения от ведения единаго и единственно истиннаго Бога, разумею же Отца Христова. А когда изобличено это и доказано, что языческое идолослужение исполнено всякаго безбожия и введено не на пользу, а на погибель человеческой жизни; теперь. как обещано было в начале слова, по изобличении заблуждения, пойдем, наконец, путем истины, и обратим взор к Вождю и Создателю вселенной – Отчему Слову, чтобы чрез Него уразуметь нам и Бога Отца Его, и показать язычникам, сколько удалились они от истины.

30) Сказанное доселе клонилось только к изобличению заблуждений в мире; путь же истины будет иметь целию действительно сущаго Бога. К познанию же и точному уразумению истины имеем нужду не в ком другом, а только в себе самих. Путь к Богу не так далек от нас, как превыше всего сам Бог; он не вне нас, но в нас самих; и начало его может быть нами найдено, как и Моисей учил, говоря: глагол веры в сердце твоем есть (Рим. 10, 8. Втор. 30, 14). И Спаситель, давая разуметь и подтверждая тоже самое, сказал: царствие Божие внутрь вас есть (Лук. 17, 21). Внутри же себя имея веру и царствие Божие, можем вскоре узреть и уразуметь Царя вселенной – Спасительное Отчее Слово. Да не отговариваются служащие идолам эллины, и вообще, никто другой да не обольщает сам себя, будто бы нет у них таковаго пути, а потому и имеют они предлог к своему безбожию. Все мы вступили на этот путь, и всем он открыт, хотя и не все им идут, но многим желательно оставлять его, потому что влекут их совне житейския удовольствия.

А если кто спросит: что же это за путь? Отвечаю: – душа каждаго и в ней ум; потому что одним умом может быть созерцаем и уразумеваем Бог. Разве нечестивые, как отреклись от Бога, так откажутся и от того, что имеют душу? Это и всего справедливее было бы сказать им; потому что не имеющим только ума свойственно отрицаться от его Творца и Создателя Бога. Посему-то для людей простых нужно вкратце доказать и то, что всякий человек имеет душу, и душу разумную; потому что иные, особливо еретики, отрицают и это, полагая, что человек есть не более как видимый образ тела; – нужно для того, чтобы, когда будет это доказано, могли они сами в себе иметь ясное обличение идолослужения.

31) Первым не малым признаком того, что душа человеческая разумна, служит отличение ея от безсловесных; ибо по естественной привычке называем их безсловесными по тому самому, что род человеческий разумен. А потом не маловажным будет доказательством и то, что один человек разсуждает о находящемся вне его, мысленно представляет и то, чего нет перед ним, и опять разсуждает и обсуживает, чтобы из обдуманнаго избрать лучшее. Безсловесныя видят то одно, что перед ними, стремятся к тому одному, что у них перед глазами, хотя бы впоследствии был от того им вред; но человек стремится не к видимому, а напротив того, видимое глазами обсуживает разсудком; не редко, устремившись уже, разсудком бывает удержан, и что им обдумано, обсуживает снова. И всякий, если только он – друг истины, сознает, что ум человеческий не одно и тоже с телесными чувствами; а потому, как нечто иное, бывает судиею самых чувств; и если чувства чем предзаняты, то ум обсуживает и припоминает это, и указывает чувствам лучшее. Дело глаза – видеть только, ушей – слышать, уст – вкушать, ноздрей – принимать в себя запах, рук – касаться; но разсудить, что должно видеть и слышать, до чего должно касаться, что вкушать и обонять, – не дело уже чувств; судят же об этом душа и ум ея. Рука может, конечно, взяться и за меч, уста могут вкусить и яд, но они не знают, что это вредно, если не произнесет о том суда ум. И это (чтоб видеть нам дело в подобии) походит на хорошо настроенную лиру и на сведущаго музыканта, у котораго она в руках. Каждая струна на лире имеет свой звук, то густый, то тонкий, то средний, то пронзительный, то какой-нибудь другой; но судить о согласии звуков и распознать стройный их лад невозможно без знатока; ибо тогда только оказывается в них согласие и правильный лад, когда держащий в руках лиру ударит по струнам, и мерно коснется каждой. Подобно этому, поелику и чувства в теле настроены как лира, когда управляет ими сведущий ум, тогда душа разсуждает и знает, что делать и как поступать. Но это свойственно только людям, и это-то есть разумность человеческой души, пользуясь которою отличается она от безсловесных, и доказывает о себе, что она действительно не одно и тоже с видимым в теле. Тело часто лежит на земле, а человек представляет и созерцает, что на небе. Тело часто покоится, безмолвствует и сидит, а человек – внутренно в движении, и созерцает, что вне его, переселяясь и переходя из страны в страну, встречаясь с знакомыми, не редко предугадывая и предузнавая по этому дела свои на другой день. Что же это иное, как не разумная душа, которая в человеке размышляет, и представляет, что выше его?

32) А для тех, которые дошли даже до безстыдства неразумности, строгим доказательством послужит и следующее. Тело по природе смертно; почему же человек размышляет о безсмертии, и не