Разрабатывая комбинацию, Владимир вряд ли задумывался о ее последствиях в случае ясного отказа от ислама. Видимо, мысль пришла ему на ум еще тогда, когда он не сделал окончательного выбора. А может, колебания продлились чуть дольше, чем кажется нам. Во всяком случае, в 987 году он выслал по Волге флот из 18 больших ладей. Поход начался в ответ на мольбы Маймуна, дербентского эмира. За несколько лет до этого его заточила в узилище городская старшина, которую весьма удачно натравливал на своего соперника ширваншах. Узнав о том, что у русов появились серьезные интересы в Прикаспии, Маймун сумел обратиться к ним за помощью, обещая щедрую награду.

Русский флот подошел к Дербенту. Воины с одной из ладей высадились и освободили эмира из тюрьмы. После этого русы совершили набег на побережье Ширвана, – видимо, неудачный, поскольку в Дербент другие ладьи не вернулись и вестей от них не было. Но небольшой отряд остался при эмире. Русы оказались храбрыми и умелыми воинами. На пару лет они обеспечили Маймуну повиновение горожан. С другой стороны, Маймун сам находился в зависимости от своих новых телохранителей – и их князя. Фактически в Дербенте появился русский гарнизон.

Итак, Владимир получил от поисков веры на Востоке сиюминутную политическую выгоду. Но искал он вовсе не этого. Отказавшись от идеи принять ислам, не решался он склониться и к христианству. Латинский «закон» его настораживал и отпугивал. Выход напрашивался сам собой. И он пришел безо всяких усилий Владимира. Ранней осенью 987 года, неожиданно – и закономерно для тех, кто видит в истории не только дела людские – в Киев прибыло императорское посольство из Константинополя.

Дела Византийской империи шли хуже некуда. Молодые еще императоры Василий II и Константин VIII, сыновья Романа II и внуки Константина VII Багрянородного, приняли власть в 976 году, после смерти Иоанна Цимисхия. Так престол вернулся в руки основанной еще в IX веке Македонской династии. И сразу огромная страна погрузилась в пучину разнообразных политических треволнений.

Прежде всего, отложились болгары. Цимисхию так и не удалось покорить западную часть Дунайской Болгарии. Местная знать не пожелала подчиняться Византии. После смерти Цимисхия восставших возглавил знатный болгарин Самуил, принявший вскоре и царский титул. Попытки новых императоров договориться с ним или внести раскол в лагерь противника провалились. В 986 году произошло решающее сражение между Василием II и болгарами. Запертая в горном ущелье византийская армия почти полностью погибла. Император едва спасся. Самуил восстановил прежние границы своей страны.

Но и Болгарской войне, подступавшей теперь к самым стенам Константинополя, императоры не могли отдать все силы. В Малой Азии, которая и прежде являлась театром военных действий с арабами, теперь один за другим вспыхивали мятежи разбогатевшей и амбициозной военной аристократии. Лавры прежних узурпаторов Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия не давали покоя ромейским полководцам. Принцип наследственной власти для Византии был еще внове. Престол должен получать «достойнейший». А в дни войны достойнейший – это сильнейший.

Попеременно мятежи поднимали двое тезок, два наиболее одаренных военачальника восточной части Империи – Варда Фока, племянник бывшего императора Никифора, и Варда Склир. В 976 году, при восшествии на престол Василия и Константина, род Склиров восстал в первый раз. Для борьбы с ними в 978 году из ссылки возвратили Фоку. Одержав над Вардой Склиром победу в личном поединке, Варда Фока принудил его к бегству из Византии. Склир отправился к багдадскому халифу. Тот, не доверяя ромейскому беглецу, заточил его в темницу.

Но весной 987 года, когда после смерти халифа его преемник выпустил Склира, тот вернулся в Византию и возобновил мятеж. И тут, во многом внезапно для столицы, восстал и Варда Фока. В августе 987 года он провозгласил себя императором. Мятежники заключили между собой союз, согласно условиям которого к Фоке должны были отойти европейские провинции империи, а к Склиру – азиатские. Фока, правда, условия договора бесстыдно нарушил, заточив нового союзника в одной из своих крепостей. После этого он стал собирать соединенные силы для похода на вожделенный Константинополь.

Василия, старшего из братьев, фактически и правившего страной, охватила паника. Сил воевать на два фронта – против болгар и против восставших малоазийских провинций, – он не имел. Оставалось искать внешней помощи. Тут и пригодился заключенный Иоанном Цимисхием новый договор с русами. В нем Святослав клялся: «Если иной кто помыслит на страну вашу, то и я буду против него и стану бороться с ним».

Сразу после отложении Варды Фоки на Русь отправилось спешное посольство с просьбой о помощи. Переговоры следовало завершить в течение осени, с тем чтобы весной уже получить необходимую помощь. Было ясно, что с концом зимовки враг начнет движение к столице.

Слухи о том, что вокруг русского князя роятся чужеземные проповедники, достигли уже к этому времени Константинополя. С точки зрения едва ли думавшего о чем-то ином Василия, это могло повредить необходимым ему союзным отношениям. Особенно вредно, почти катастрофично для Империи, было бы принятие Русью ислама. Василий не мог знать угрожающей для Византии аргументации дружинных сторонников мусульманства, но с учетом исторического опыта она прочитывалась легко. Потому, памятуя о крещении Ольги и наличии в Киеве греческой епархии, учрежденной еще в IX веке, Василий отправил с посольством некоего ученого философа, поручив переговорить с князем о вере.

Имя этого человека, сыгравшего во всей истории Руси исключительную роль, в летописях отсутствует. Позднейших летописцев это озадачило не меньше, чем современных ученых. Кто-то из них даже отождествил его со святым Кириллом, учителем славянским, жившим на сотню с лишним лет раньше. Н.М. Карамзин увидел его в легендарном русском «епископе Павле» одной из редакции саги об Олаве. Но если бы речь шла о епископе, то предание отметило бы этот факт. Определение же «философ» указывает скорее на увлеченного «любомудрием» высокопоставленного чиновника, чем на духовного иерарха. Это не исключает, заметим, священнического сана.

Что касается византийских источников, то они в подавляющем большинстве хранят молчание о крещении Руси во времена Владимира. Факт поразительный и возбуждавший множество споров. Думали и о «болгарском» источнике крещения, якобы сокрытом летописцами, и даже о еретическом крещении (тем более скрываемом). Но, полагаю, все проще. Создатели византийских летописных сводов XI–XII веков знали, когда крещена Русь. Она была крещена в IX столетии, при императоре Василии I. Тогда же была создана русская архиепископия. Последующие отложения русов от правой веры уже не интересовали имперских хронистов. Они писали не историю Руси и не всемирные истории. Крещение Ольги на страницы хроник еще попало, но крещение Владимира уже не осознавалось как событие итоговое, большого исторического значения. Только с появления святого князя в греческих месяцесловах к XV веку церковные писатели озаботились розысками сведений о нем – а нашли их в русских же летописях и житиях.

Однако одно упоминание о крещении Руси в византийских исторических сочинениях все-таки есть. Церковный историк XIV века Никифор Каллист Ксанфопул писал и о крещении русов Василием II, и о создании по его инициативе русской митрополии. Таким образом, его сведения подтверждают и сам факт крещения, и его греческий источник. Однако, чтобы опровергнуть альтернативные версии, «Церковная история» Никифора и не требуется. «Греческое» крещение, наряду с русскими летописями, описывают арабские и немецкие сочинения. Об ином говорить нет оснований.