— Вот именно.

— Ну да… Поставят раком… Причем ужас заключался не в самой угрозе, а в том спокойном и даже, как я заметил уже, почти вежливом тоне разговора. И еще, я забыл сказать, собеседник употребил слово «лепила», а так, я знаю, уголовники называют врачей, вообще медперсонал. Короче говоря, я спросил, уж не собираются ли они — я понял, с какой публикой веду разговор, — причинить урон моим больным? Ибо о таком варианте не может быть и речи. Он ответил: «Не боись, лепила, твоим клиентам ничего не грозит, а тот, кто уже сложил ласты, тот не должен возвращаться». Вот, собственно, и весь разговор. Я немедленно вызвал к себе Надю и продержал здесь, в запертом кабинете, ровно сорок минут. После чего услышал стук в дверь и крик Регины, что Гаранин скончался.

— Вы считаете его смерть логичной?

— У смерти нет логики, хотя, с другой стороны… Гаранин пролежал без медицинской помощи около десяти часов. Извините за обывательское заключение, это был тихий ужас, когда его положили на операционный стол, поверьте мне. И ни у меня, ни у моих коллег не было абсолютно никакой уверенности. Хотя, как мы говорим родственникам подобных больных, надежда всегда остается, пусть и нереальная. В данном случае можно было как-то еще рассчитывать на его крепкое физическое здоровье до катастрофы. Но он все это время находился на искусственной вентиляции легких, поили питательными бульонами только через зонд. По сути, состояние критическое, и долго длиться оно не могло. Но вы не принимайте это обстоятельство за мое оправдание. И если вы считаете меня виновным, что ж, я готов понести наказание за свою чисто человеческую слабость в отношении живых людей. А это — наши медсестры, наши нянечки, другой персонал, охраняемый всего лишь единственным вахтером, сидящим на входе. Вы наверняка его видели и можете себе представить, какая это «грозная сила». И что он может противопоставить бандитам, которые являются к нам в облике вполне, казалось бы, приличных людей…

— Согласна с вами. Да вас никто ни в чем и не винит, Борис Тихонович, вы — не Илья Муромец, чтобы сражаться с соловьями-разбойниками. Но ваш рассказ я, тем не менее, сейчас запишу в протокол, а вас попрошу прочитать и подписать собственные показания.

— Мне теперь и не остается ничего иного, кроме как принять ваши условия, уважаемая…

— Очень хорошо, тогда давайте сделаем это быстро, потому что я хочу сегодня же встретиться с врачом «скорой помощи» Леонидом Вадимовичем Квасковым по этому же вопросу.

— Если он не на выезде сейчас, то найти его будет несложно, его станция рядом, я скажу — и вас проводят.

2

Вячеслав Иванович решил убить двух зайцев: смотаться в аэропорт «Надеждино», чтобы встретить прилетающих экспертов Мануйлова и Мордючкова, а перед этим допросить диспетчера аэропорта Олега Тимофеева, дежурившего в ту ночь, когда произошла авиакатастрофа. Симагин, что из транспортной милиции, помнится, обмолвился о том, что уже сам, по горячим следам, заглядывал в диспетчерскую и, хотя детального разговора сразу не получилось, — все-таки диспетчеров отвлекать в их рабочее время категорически запрещается, — но Олег Иванович намекнул, что с этим делом и ему самому далеко не все ясно. Но потом у подполковника руки, что называется, не доходили. Вот поэтому Грязнов и решил не упускать такой возможности.

Он с утра созвонился с диспетчерской и выяснил, что Тимофеев находится дома, фактически под подпиской о невыезде на все время работы государственной аварийной комиссии, которая должна будет назвать виновных в аварии, повлекшей гибель самолета и людей. А дом его расположен в так называемом авиагородке, в пяти километрах от аэровокзала, туда постоянно служебный автобус ходит. Автобус Вячеславу Ивановичу был не нужен, но домашний адрес Тимофеева он записал и помчался в аэропорт «Надеждино».

«Хвоста» за собой он не замечал, видимо, противник еще не видел в его действиях серьезной опасности для себя, ну а на мелкие взаимные пакости в среде руководящего состава МВД давно уже привыкли реагировать снисходительно — куда, мол, без них! И теперь это даже и неплохо: надо стараться как можно дольше не давать им повода почувствовать признаки надвигающейся бури, пусть пока прохлаждаются в своей беспечности.

Смуров, как чиновник наверняка грамотный, волевой, по-своему удачливый, естественно, не владел никакими навыками в оперативной работе. А вот Митрофанов — тут надо отдать ему должное — был все же стреляным волком, и его провести, маскируя свои действия чем угодно, было бы трудно, если вообще возможно. Но открывать сейчас перед ним карты, задавая конкретные вопросы, было бы также неразумно. Он сразу просечет направление действий следственно-оперативной бригады и не преминет принять жесткие контрмеры.

Вон ведь, далеко и ходить не надо! Засекли они фотокамеру в сумочке Насти — и сразу результат. Другое дело, что ни черта у них не получилось, переиграли их, но ведь они проделали всю операцию, ничуть не стесняясь и не особо скрывая своих действий, вот что главное! Правда, нахрап — это еще не гарантия успеха.

И в этой связи Грязнов с Турецким договорились, что Александр с утра вызовет к себе, в краевую прокуратуру, Смурова и будет того мурыжить в буквальном смысле до посинения бессмысленными, с его точки зрения, вопросами. Ибо для постановки одних и тех же вопросов, что хорошо известно из следственной практики, можно придумать сотню различных вариантов, и все они будут внешне выглядеть вполне правомерными. А собственно, вопросов к нему уже набралось, да еще и после беседы с диспетчером Тимофеевым, надеялся Грязнов, наберется более чем достаточно. Но это уже будет следующий допрос. Что же касается Митрофанова, то про него они оба словно забудут. Ну, нет такого генерала! Нет в нем и нужды у следствия! До определенного момента.

А вся эта болтовня по поводу того, что министр воспользовался якобы пребыванием в крае своего директора Департамента милиции на воздушном транспорте и поручил тому вмешаться в следственный процесс и установить истину, так то чистый блеф. Даже не упоминал о нем министр, давая вполне конкретные указания Грязнову. Скорее всего, это все — самодеятельность Жорки, в смысле, Георгия Александровича. И вот тут он и может, да и должен, в конце концов, схлопотать по полной программе. Однако торопиться не будем. Хотя и мешкать — тоже. А запрос в Главное управление кадров по поводу командировки Митрофанова Грязнов сегодня сделал, когда они с Турецким приехали в прокуратуру, чтобы осмотреть предоставленные бригаде помещения.

Между прочим, прокурор Зинченко был, не в пример вчерашнему дню, сама любезность. То ли сам чего, наконец, сообразил, то ли Меркулов постарался и внушил федеральному прокурору Федюнину, чтоб тот малость окоротил Зинченко. Неважно, было это или нет, но Роман Владимирович лично обошел со своими «гостями» все три комнаты, лично проверил сейфы, вызвал техника, и тот включил компьютеры и прочую технику. Ну, столько одному Турецкому было пока не нужно, зато забота, конечно, приятна. И Александр Борисович в самых изысканных выражениях высказал Зинченко свою глубокую признательность. А потом, когда прокурор ушел к себе, Грязнов с ухмылкой достал из сумки «акулу» и, не торопясь, прошелся по всем комнатам, особенно тщательно проверяя всю оргтехнику и электрические приборы. Пока было чисто, но это вовсе не означало, что так будет постоянно, — значит, надо держать ухо востро…