– Где наши?

И Лера ответила так же, как минуту назад ответил ей Олег:

– Оцепление рвут.

К Штыку со всех сторон подтягивались скины, ожидая от лидера приказа. Лера поглядела в сторону школьных ворот и с тревогой выпалила:

– ОМОН, Штык! Наших сейчас заметут… Сделай что-нибудь…

У ворот кипела схватка. Скины почти прорвали милицейский заслон. ОМОН спешил усилить оцепление. Штык в одно мгновение запрыгнул на капот эмчеэсовского грузовика, стоявшего поблизости, и заорал во всю глотку, перекрывая весь грохот и гам, висевший в воздухе:

– Назад, идиоты!.. Всех повяжут!..

И милиционеры, и скины разом обернулись на этот шальной, перекрывающий все ор. Скины тут же узнали своего лидера и поняли, что «идиоты» – это в их адрес.

– Ко мне! Быстро! – надрывался Штык, топча капот гриндарами.

Скины бросились к дереву. ОМОН не стал их преследовать, не до бритоголовых было сейчас. Толпа, разогретая скинами, напирала! Вот-вот сметет оцепление.

– Почему идиоты, Штык? – дураковато моргая, спросил Дима.

– Потому, – спрыгнув с капота, зло отрезал Штык. – Нашли время с АКАБами воевать. … Тем более без приказа. Я еще разберусь, кому это в башку взбрело… Тут и так порядка нет…

– А что делать-то?

– Погнали черных мочить, – предложил кто-то.

– Заткнись, – оборвал Штык. – Нужна информация… Кто из наших пострадал… И вообще… Ищите очевидцев… Выясняйте, сколько погибших, раненых… Фамилии… Кого, в какие больницы их отправляют.

Штык один среди скинов не потерял голову. В этой необузданной неразберихе, грозящей паникой, среди мечущихся обезумевших людей, среди воя толпы, плача, стонов, проклятий, визга сирен, дыма, гари Штык чувствовал себя в своей стихии. Сейчас с особой силой проявились его характер и воля, и его бритоголовые соратники впервые так остро ощутили готовность без остатка подчинить себя этой воле – воле настоящего лидера.

– Что-то непонятно? – спросил Штык, оглядывая бригаду и бодро констатировал. – Всем все понятно. Расходимся. Встречаемся у этого дерева.

Скины рассеялись в толпе.

Только Юля по-прежнему сидела под деревом в объятьях Олега. Лера стояла рядом. Штык подошел к ней и спросил:

– Ты как?

– Хреново… Такой кошмар… Рехнуться можно.

– Держись, – подбодрил ее Штык.

– Стараюсь, – ответила она. И с какой-то удушливой тревогой спросила. – Ты Макса не видел?

– Нет, – сказал Штык и торопливо продолжал, явно отвлекая ее от дурных мыслей о Максе. – Деда твоего видел. Он тебя ищет.

– А-а – рассеянно протянула Лера.

– Ты вот что… Будь здесь. Пусть всю информацию тебе докладывают. Скажи, я велел. Врубилась?

– Да.

– Молодец. Ну, я пошел.

И он исчез.

Лера была словно оглушенная, перед глазами все плыло. Она смотрела по сторонам, стараясь отыскать знакомых и вдруг – о, господи! Лера увидела то, что меньше всего можно было ожидать. Метрах в пятидесяти от этого бедлама, на детской площадке, в песочнице играла девочка. Лет пяти. Одна-одинешенька. Голубенькое платьице. Пластмассовая лопаточка. Играла увлеченно, ничего не замечая вокруг. Ни фига себе, она еще и улыбается. Лера бросилась к ней:

– Что ты тут делаешь?!

– Домик строю, – доверчиво ответила девочка. – Он будет большой-пребольшой.

Ешкин кот, домик она строит!

– Ты чья?

– Мамина.

– А где твоя мама?

– Там, – девочка махнула лопаткой в сторону школы. – За Васькой пошла.

– Васька твой брат? – спросила Лера.

– Брат.

– А фамилия есть у Васьки?

– Конечно, есть, – рассудительно ответила девочка. – У него такая же фамилия, как у меня.

– А ты знаешь, какая у тебя фамилия?

– Ты что, глупая? Такая же, как у Васьки. Суханова.

Наконец-то прояснилось. Значит эта малышка сестра Сухого из параллельного класса. Лера с ним не особо общалась, но какое это теперь имело значение.

– Тебя как зовут? – спросила Лера.

– Танечка.

– Пойдем со мной, Танечка. Здесь нельзя находиться одной.

– Почему нельзя?

Лера не знала, как объяснить это ребенку.

– Просто нельзя, – сказала она. – Пойдем.

– Нет, – отпрянула от нее девочка. – Я еще домик не достроила. Ты сама иди.

Лера растерялась. Не оставлять же ее здесь одну. И тут услышала голос деда: «Валерия! Валерия!» Она обернулась. В другое время она рассмеялась бы: дед был в майке, застиранных спортивных штанах и тапочках на босу ногу. Он, едва переводя дух, бежал к песочнице. Обнял Леру, заплакал. И она разревелась, уткнувшись ему в плечо.

Танечка подошла к ним и, поочередно дергая за одежду, спросила:

– Почему вы плачете?

Лера присела, поцеловала ее и сказала:

– Мы не плачем. Мы радуемся.

– Разве так радуются?

– Только так и радуются.

– Нет, – возразила Танечка. – Радуются вот как.

Она лучисто улыбнулась, заморгала длинными ресницами и запрыгала по песочнице так тряся головой, что белые бантики на двух коротеньких косичках закрутились, как пропеллеры. Счастливый ребенок. Хорошо бы этот жуткий день не отложился в ее памяти. Вот только бы знать, что с ее братом.

– Танечкин брат учится в нашей школе. Вася Суханов…

Дед перебил ее. Его распирали свои чувства.

– Мы сидим с Витьком… выпиваем культурно, телевизор у нас работает… – зачастил он, глотая слова и всхлипывая. – И тут, это сообщение. Теракт. Я не сразу понял, где это, а Витек въехал. Бежим, говорит, Анатолич, это ж внучки твоей школа! И мы побежали. Ну, думаю, если с Валерией что случится, прям тут и помру… Как ты хоть выбралась?

– Да не была я в школе. Мы с Юлькой в кино ходили.

– Прогуляли, что ли?

– Прогуляли.

– Значит, есть Бог на белом свете, – облегченно вздохнул дед. – А меня чуть кондрашка не хватила… Позвони матери на работу. Скажи, что ты жива-здорова… Хотя она, наверно, уже сюда мчится…

Лера заметила, что несколько скинов крутятся у дерева.

– Дед, побудь с Танечкой. Ее мама Сухого ищет. Не уходи, пока она не придет.

– А ты куда? – встревожился дед.

– Я вон там буду, у дерева, – сказала Лера. – Если что – крикни.

– Только не встревай ни во что, – попросил дед. – К школе не суйся… От греха подальше… Витька увидишь, скажи ему, где я.