Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре настанет время двигаться в путь.
Звук шагов привлек внимание Грея к двери на кухню. Вошел Роланд Новак, неся под мышкой здоровенную книгу размером с атлас. В другой руке у него была книга поменьше, а также прямоугольная металлическая пластина. Молодой священник осунулся, и под его красными глазами набухли мешки. Похоже, он совсем не спал. Тем не менее Новак буквально дрожал от восторженного возбуждения.
– Посмотрите вот на это! – объявил священник, проходя к столу и увлекая за собой Сейхан.
Он положил огромный фолиант на стол. На кожаном переплете было выведено золотым тиснением название: «Mundus Subterraneus».
– Это экземпляр книги, которую в тысяча шестьсот шестьдесят пятом году выпустил отец Атанасий Кирхер, – объяснил Роланд, кладя рядом с гигантской книгой том поменьше. – А это книга, которую мы обнаружили в пещере – полагаю, дневник, принадлежавший преподобному отцу.
Грейсон посмотрел на изображенный на обложке лабиринт.
Роланд и Лена уже рассказали ему о своей находке в системе пещер под горами: готической часовне с хорошо сохранившимися останками неандертальца, чьи кости были впоследствии похищены нападавшими. Кроме того, эта часовня, похоже, имела какую-то связь с Атанасием Кирхером, священником-иезуитом, жившим в XVII веке, который, скорее всего, забрал второй комплект костей, принадлежавший предположительно женщине-неандертальцу.
Вероятно, последние несколько часов отец Новак потратил на то, чтобы распутать эту ниточку. Своей страстью к исследованиям, не говоря уже про твердость перед лицом опасности, этот священник напомнил Грею его близкого друга, другого ватиканского священника, погибшего в ходе раскрытия древних загадок.
«Ваш совет, Вигор, мне сейчас очень бы пригодился».
В память об этой дружбе Пирс внимательно слушал Роланда.
– К сожалению, – продолжал тот, – то, что было написано в этом дневнике, за долгие столетия было уничтожено, и остались только жалкие крупицы.
– Не надо забывать про ключ, который мы нашли, – вставила Лена.
Достав из кармана большой ключ, она положила его на стол. Несмотря на налет веков, на нем можно было отчетливо различить херувима и арку из черепов.
Новак кивнул.
– Я понятия не имею, какой замок отпирает этот ключ, но решил первым делом исследовать самую очевидную ниточку. – Он провел пальцем по наружному контуру лабиринта на обложке. – Мне показалось, что это сплетение линий я уже где-то видел. По-моему, это план древнего лабиринта на острове Крит, в котором, согласно легенде, обитал Минотавр. Взгляните вот на это.
Достав лежавший между страницами фолианта конверт из плотной бумаги, священник вытряхнул из него фотографию старинной серебряной монеты.
– Эта монета была отчеканена в Кноссе, главном городе Крита.
Грей сравнил спирали на монете с лабиринтом на обложке книги.
– Они практически полностью совпадают.
– И, как показывают мои исследования, этот лабиринт можно увидеть не только на Крите – кивнул Новак. – Наскальные рисунки с таким изображением встречаются по всему земному шару. Их можно найти в Италии, Испании, Ирландии и даже далеко на севере, в Финляндии. И не одни только рисунки. В древнеиндийском эпосе «Махабхарата», написанном на санскрите, рассказывается о боевом порядке «падмавуйха», который строился по тому же принципу.
– Очень любопытно. – Лена придвинула к себе фотографию монеты. – Как будто древние народы обладали какими-то фундаментальными познаниями об этом узоре и вплетали их в свою мифологию… На Крите это было логово Минотавра, в Индии – боевое построение…
– Возможно, это изображение какого-то реального места. – Роланд перевел взгляд на обложку дневника. – И я уверен, что этот рисунок имеет очень большое значение, иначе отец Кирхер не изобразил бы его здесь. Поэтому я стал искать примеры интереса преподобного отца к таким лабиринтам – и в большом количестве обнаружил их в этом фолианте.
С этими словами Новак положил ладонь на огромную книгу.
– Так кем же был этот священник? – спросила Сейхан, подсаживаясь ближе к Лене. – Я о нем никогда не слышала.
Улыбнувшись, отец Роланд раскрыл здоровенный том. Грею было известно, что его привлекли к археологическим раскопкам из-за его обширных познаний о священнике-иезуите. Если кто-то и знает, как все это связано, то именно он.
Новак раскрыл книгу на странице с портретом человека в рясе и остроконечной шапке.
Его голос наполнился почтением:
– Многие считали отца Кирхера Леонардо да Винчи своего времени. Это был настоящий представитель эпохи Возрождения, живо интересовавшийся самыми разными науками: биологией, медициной, геологией, картографией, оптикой и даже техникой. Однако самым большим его увлечением были языки. Отец Кирхер первым обнаружил прямую связь между древнеегипетским и современным коптским языками. Для многих ученых именно Атанасий Кирхер является истинным основателем египтологии. И действительно, он написал много работ, посвященных египетским иероглифам. Под конец жизни Кирхер уверовал в то, что это утерянный язык Адама и Евы, и даже предпринял попытку вырезать свои собственные иероглифы на египетских обелисках, находящихся в Риме.
Грей поймал себя на том, что его интерес к этому человеку из далекого прошлого растет. Он всмотрелся в лицо на портрете, в эти мудрые глаза, снова на мгновение возвращаясь мыслями к своему доброму другу монсеньору Вигору Вероне. Эти два человека, разделенные столетиями, могли бы быть родными братьями – и, возможно, в каком-то отношении так оно и было. Оба были служителями церкви и стремились понять творение Всевышнего не только через Библию, но и через изучение окружающего мира.
– Затем отец Кирхер основал музей в Ватиканском университете, где он преподавал и занимался научными исследованиями, – продолжал тем временем Новак. – В Кирхеровском музее хранилось огромное собрание древностей, а также обширная библиотека и некоторые изобретения самого преподобного отца. Чтобы вы лучше представили себе масштабы этого музея, а также то, с каким уважением относились к самому Кирхеру современники, взгляните на вот эту гравюру.
С этими словами Роланд достал из конверта еще одну репродукцию.
Грей внимательно вгляделся в изображение просторного зала, накрытого сводчатым куполом, в котором были собраны плоды работы одного-единственного человека. Он вынужден был признать, что выглядело это очень впечатляюще.