так. — Леонелло щурится от утренних лучей. — Не противится, но и не подчиняется. Он объявил, что герцогиня-мать уедет, когда он сам того пожелает. Альфонсо всем дает знать, что мать последует только его приказу.

— И не боится неудовольствия Папы?

— Оно его мало волнует, — пожимает плечами Леонелло. — Если сестры Альфонсо поедут с матерью во Францию и выйдут там замуж, их наследники смогут претендовать на титул. И тогда герцогство перейдет к французам. Он может потерять все. А вот если…

— Пусть убедит сестер остаться в Ферраре! Допустим, его мать выслана, но необязательно ведь…

— Альфонсо необходимо как можно скорее произвести наследника. — Леонелло смотрит на нее в упор. — И тогда… — он машет рукой, — …вопрос решен. Вот вы и приехали. Наконец-то. Великая надежда Феррары. — Леонелло склабится. — Дело срочное, вы и сами понимаете. За право наследования… как бы выразиться?.. некому будет соперничать.

Лукреция на шаг отступает от советника и его коня.

— Я не совсем…

— Он прежде не совершал, скажем, опрометчивых поступков. Не оставил побочной ветви.

— Простите… — Лукреция качает головой.

— От него не рождалось детей.

Лукреция опускает глаза, потом смотрит в сторону. Как постыдно, возмутительно! Вот бы заткнуть уши, защитить себя от этой грязи. Однако бесстрастный голос продолжает:

— Вам ли не знать, что большинство мужчин в его положении имеет хотя бы одного-двух бастардов, плодов беззаботной юности, запасных вариантов на крайний случай. А наш Альфонсо — нет. Люди понемногу сплетничают о его, гм… несостоятельности. Разумеется, этот слух необходимо опровергнуть. — Леонелло по одной стягивает перчатки. — Теперь у него есть вы, дочь знаменитой La Fecundissima Флорентийской, и тревожиться больше не о чем.

Леонелло тянет лошадь за уздечку и подает Лукреции руку.

— Позволите? — говорит он, указывая на виллу.

Лукреция не обращает внимания на его любезность. Не станет она к нему прикасаться и никуда с ним не пойдет.

— У каждого своя роль, согласны? — равнодушно добавляет Леонелло. — Моя роль — по крайней мере, сейчас — следить, чтобы с вами не случилось ничего предосудительного.

Лукреция молчит, обескураженная выслушанными откровениями. Рассказ о сестрах, которые собираются покинуть двор, о возможных детях-претендентах на герцогский титул Альфонсо, о срочной необходимости в наследнике угрожает пробить броню, что защищала ее от язвительного тона советника, от его борьбы за положение.

«Я вижу его таким, какой он есть, — напоминает себе Лукреция. — Он хочет всегда быть на первом месте, выиграть состязание за Альфонсо». Нет, это соревнование ей ни к чему. Она не будет слушать его гнусный шепот и намеки. Не будет, и все тут!

— Страж вас не охраняет? Вы ушли из виллы одна? — Леонелло притворяется, будто ищет стража глазами. — Он хороший человек, семейный, я сам выбирал. Жаль, если его накажут за промах, правда?

Сгущается тишина; молчание Лукреции исполнено достоинства: герцогиня выше такой мелочности, она обдумает ситуацию и сообщит ответ, когда сочтет нужным.

И взглядом его не удостоит.

Тропинка впереди петляет между полями и ограждениями, ведет к лесу, сужается и, наконец, исчезает вдалеке. А за спиной алеют габли[43], и череда облаков отражается в квадратах окон.

— Хорошо, — кивает она и разворачивается в сторону виллы.

Леонелло дергает коня за уздечку и шагает рядом с Лукрецией. Мертвые зайцы покачиваются в петле.

Изгиб реки

Fortezza, неподалеку от Бондено, 1561 год

— Надо вставать. — Лукреция сбрасывает одеяло.

— Нет-нет! — Эмилия пыталась разжечь огонь в камине и теперь обернулась на госпожу: — Оставайтесь в постели.

— Нет, хватит лежать.

Лукреция сползает с края кровати и замирает, ступив ногой на пол. Комната покачивается, углы подступают, будто в танце, а потом возвращаются на место. Ноги дрожат от слабости, словно в них нет костей; Лукреция с трудом поднимается, и Эмилия укутывает ее меховой накидкой.

Пошатываясь, Лукреция падает в кресло, стискивает голову руками. Что теперь? Она вопрошает себя так спокойно, будто речь о выборе наряда или списке приглашенных на прием. Надо что-то решать, что-то делать, только что именно? Как поступить жене, которую хочет убить муж? К кому ей обратиться?

Она просит Эмилию подать чернила. Рука Лукреции трясется, пытаясь заточить перо: помнит мощь болезни, дрожит в страхе перед ней.

Перочинный ножик легко срезает лишнее. Повезло. Хороший получился кончик — крепкий, острый, не развалится, едва коснувшись бумаги. Она прижимает его к подушечке пальца, и тот бледнеет, — кровь оттекает, испуганная силой пера.

Лукреция опускает перо в ожидающие чернила и с трудом выводит:

«Мне нужна помощь».

Снова обмакивает перо в чернила.

«Пожалуйста, пришлите подмогу».

Кому она пишет? Неясно. Кому послать свою мольбу? Мама только отмахнется, скажет, что Лукреция преувеличивает, как обычно, воображает то, чего нет. Остается отец. Даже если письмо дойдет вовремя, прочтет ли его Козимо? Или бросит в кипу писем на столе?

И как его отправить? Ни один придворный не осмелится послать конверт, не посоветовавшись сначала с Альфонсо. Кроме Эмилии нет у нее союзниц, да и та приехала тайком и не должна себя выдать.

Конечно, лучшая помощница — София. Спросить бы ее: «Скажи, что мне делать? Как справиться? Как сбежать? Мне нужен план. Помоги, прошу!»

Письмо совершенно бесполезно: Эмилию с ним не отправишь, ее тут же заметят — и все же Лукреция не сдается, иначе она не может; рука царапает строки уже увереннее, крупнее, на греческом, который она изучала вместе с братьями и сестрами в классной комнате под крышей палаццо.

«Я боюсь за свою жизнь. Времени мало. Он хочет меня убить».

И подписывается одной-единственной «Л» с завитушками, а на верху листа добавляет:

«Моей сестре Изабелле».

Эмилия кладет письмо на каминную полку, как всегда поступает с письмами в castello. Обычный день, обычная история: госпожа отдает письмо, а служанка следит, чтобы отправили.

Эмилия обещает отправить его попозже, но отводит глаза. Она прекрасно понимает, что мольба госпожи никогда не дойдет до Флоренции.

Лукреция с трудом идет к окну, за которым виднеется река. Надо подумать, взвесить все «за» и «против», найти путь к спасению.

Река здесь медленная, благодушная, широкой лентой вьется у основания fortezza. Темные воды вздуваются от потоков невидимых глубинных течений, облизывают берега ленивыми охряными языками, несут листья, ветки, раздутые животы утонувших мелких животных, вязкий ил; пытаются утащить за собой и прибрежные травы, но те упорно вцепляются в землю длинными корнями, их сочные стебли гнутся по воле течения и тут же выпрямляются вновь.

Здесь река По ничуть не похожа на узенький, торопливый приток в городе или журчащее мелководье рядом с delizia. Невероятно, и эта река за окном потечет по каналам Феррары