Забубенный удивленно раскрыл глаза: «я стану рыцарем, да еще давшим обет молчания?». Но, переварив информацию, механик оценил легенду: «А что, не так уж и глупо все это выглядит. И, действительно, на вопросы отвечать не придется».

– Только вот, что будет, когда мы доберемся до галеры? – забеспокоился Забубенный, – ведь там будут другие рыцари, верно? Что я им скажу? Даже если я промолчу, они меня все равно расколют в два счета. Я никогда не был рыцарем и не знаю традиций. Вряд ли они примут меня за одного из своих.

– Не бойся, Грегор, – королева приблизилась к механику, – нам надо только добраться до галеры, а там, очутившись вне опасности, я придумаю, как тебя спасти.

«Вот спасибо, – подумал озадаченный механик, – мы тебя-то еще не спасли». И тут Констанция сама прильнул к нему, одарив поцелуем.

– Ладно, – согласился Забубенный, отогнав сомнения, – сейчас переоденусь. Пусть Иблио придет, поможет.

Скоро, стянув с помощью немецкого отрока с мертвого рыцаря кольчугу и легкие доспехи, Забубенный облачился в них сам. Доспехи оказались довольно просторными. С помощью всяких завязок и подтяжек сели на механике вполне сносно. Ботинки тевтонца тоже пришлись в пору. «Как по мне сшиты», – даже промелькнуло в мозгу чародея.

Накинув белый плащ с черными крестами, и укрепив его на плече специальной пряжкой, Забубенный как смог оглядел себя и даже сплюнул – так он стал похож на ненавистных тевтонцев. В довершение своих превращений, Григорий, прицепив меч рыцаря и надев его шлем, прошелся по двору, привыкая к стесненным движениям.

К счастью, рыцарский шлем оказался не очень тяжелым. Он напоминал слегка вытянутое вперед ведро с прорезью для глаз, как и полагалось. Не хватало щита, который отыскать почему-то не удалось, и боевого рыцарского коня. Но Констанция мгновенно присочинила к легенде бой, в котором доблестный рыцарь, давший обет молчания, охраняя королеву и ее свиту, потерял свой щит и коня, став пешим.

– Тогда я поеду на телеге, пока никто не видит, – решил Забубенный, – А увидит, так сам поймет по нашему бедственному положению, что даже рыцари и королевы иногда ездят на телегах.

Констанция не возражала. Посадив ее и фрейлин на повозку, Забубенный снял шлем и сам пристроился спереди. Тихим шагом отряд двинулся дальше. За повозкой шли служанки, для которых не хватило места, да они и сами не посмели бы сесть рядом с королевой. А позади всех плелся Иблио, разыскавший на пепелище арбалет с тремя стрелами.

От имения Шубичей в глубь Хорватии шла небольшая проселочная дорога. По ней и направил единственного коня Григорий, настороженно озираясь по сторонам. Ведь встреча с каким-либо вооруженным отрядом, пусть и хорватов, тоже была нежелательна.

Солнце, межу тем, клонился к закату. Постепенно вечер вступал в свои права. Так никого и не встретив, отряд ехал тихонько по узкой лесной дорожке, иногда останавливаясь на привалы, чтобы пешие члены отряда могли отдохнуть.

После очередного привала беглецы снова тронулись в путь. Григорий старался пройти как можно больше, пока не стемнело.

Констанция и фрейлины дремали на повозке. Забубенный, которому было довольно жарко в доспехах, все же не снимал их, отцепив только плащ. Он не делал этого, повинуясь какому-то нехорошему предчувствию, и всматривался в лесную глушь, ожидая от нее всего, даже хищников. Места-то были глухие, звери непуганые.

И дождался. Кусты вдруг затрещали, и на дороге возник медведь. Самый настоящий, бурый медведь, каких Забубенный видел только в зоопарке. Там медведи были добрыми и забавными. Дети кормили их конфетами. Но этот мишка явно вышел на дорогу с намерением перекусить чем-нибудь посущественней. Он оскалил пасть и зарычал в сторону приближавшейся повозки. Лошадь от страха заржала, поднялась на дыбы. Забубенный с трудом удержав ее, соскочил с едва не перевернувшейся повозки и выхватил меч.

Увидев рычащего медведя, фрейлины за его спиной и служанки закричали так, что их, наверное, услыхали на далматинском побережье. Только Констанция, не мигая, смотрела на зверя, как завороженная. Но Григорий решил, что это от страха.

Он и сам порядком испугался, но вариантов не было. От медведя не убежишь, его можно только победить. Главное, чтобы он был только один. И Григорий, нахлобучив шлем, приготовился к охоте, где сам был пока в положении дичи.

Глядя на огромного медведя, механик лихорадочно примеривался куда колоть, – в шею или в сердце. Только вот как к нему подобраться? Но медведь не дал ему времени на раздумья – рядом бил копытами отличный ужин, а надоедливый человечишка не давал до него добраться. Подпрыгнув на задних лапах, зверь с рычанием бросился вперед на стоявшего посреди дороги механика. Не успел Григорий опомниться и взмахнуть мечом, как огромная туша сшибла его с ног и навалилась всей массой, царапая доспехи когтями. Вот тут-то Забубенный и вспомнил павшего рыцаря добрым словом. В своих легких доспехах он бы и минуты не продержался супротив медведя, а сейчас тот в исступлении катал его по дороге, рычал, но пока не мог разодрать на части или укусить. Изловчившись, Забубенный все же нанес удар мечом и вспорол зверю бок. Раздался грозный рык, медведь залил подмятого под себя механика теплой кровью, но вместо того, чтобы ослабнуть, казалось, просто осатанел. Он ударил лапой по шлему так, что механик откатился на несколько метров в сторону, но не успел встать, хотя и не выпустил меча. Медведь прыгнул к нему и новым ударом перекатил его в другую сторону. Раненый зверь словно забавлялся с ним, как с железным мячиком, но в этот момент что-то свистнуло и с чавканьем впилось в тушу медведя. Тот завыл от боли. Забыл про Забубенного, рухнув на бок, и сам стал кататься по земле, пытаясь что-то выдернуть из своей шеи.

Григорий, еще не понимая, что случилось, вскочил на ноги из последних сил и осмотрелся. Шлем упал с его головы. Медведь, оглашая лесную чащу диким рыком, катался по траве. А в десяти шагах Иблио трясущимися руками перезаряжал арбалет. «Молодец, отрок, – промелькнуло в мозгу у измятого механика, – далеко пойдет».

И Григорий сам бросился к медведю. Решив покончить с этим делом, он размахнулся, рубанув его по голове. Но, промахнулся, и меч только скользнул по черепу. Но этим ударом Забубенный рассек все-таки шкуру на голове зверя. Тот вскочил, позабыв про стрелу, и впился зубами в металлический нарукавник доспеха, снова прижав механика к земле лапами. Забубенный ощутил, как зубы гнут металл, а он задыхается, придавленный такой массой, и приготовился умереть. Оскаленная пасть была совсем рядом. А этот медведь, наверное, был бессмертен. Но тут воздух снова рассек свист, и второй арбалетный болт впился в глаз раненного зверя. Медведь нервно дернул головой, обмяк и рухнул рядом с телом механика.

Еще несколько минут Забубенный лежал, слушая стук своего сердца. Он словно не видел тех, кто склонился над ним. Все плыло перед его взором, как в тумане. И только голос Констанции, вывел механика из пограничного состояния.

– Грегор, – шептала она, трогая его волосы, – ты жив?

Забубенный собрался с силами и пошевелил левой рукой, потом правой. Затем ногами. Все, вроде бы, слушалось. Хотя придавленная грудь болела сильно. Он приподнял голову и выдавил из себя: