Едва мы вошли, как я увидел, что мадам Роза снова ослабла мозгами: глаза у нее стали стеклянные, а из открытого рта текла слюна, как я уже имел честь и не хочу больше к этому возвращаться. Я сразу вспомнил, что сказал мне доктор Кац по поводу упражнений, которыми нужно заниматься с мадам Розой, чтобы ее расшевелить и чтобы кровь устремилась повсюду, куда нужно. Мы быстренько уложили мадам Розу на покрывало, и братья мосье Валумбы подняли ее и со всей своей баснословной силой принялись трясти, но в эту самую минуту на спине мосье Заома-старшего прибыл доктор Кац с медицинскими инструментами в саквояжике. Не успев даже слезть со спины мосье Заома-старшего, он пришел в страшное негодование, потому что, дескать, это совсем не то, что он имел в виду. Никогда еще я не видел доктора Каца таким сердитым: ему пришлось даже сесть и подержаться за сердце, потому что все здешние евреи – больные люди, они приехали в Бельвиль из своей Европы очень давно, старыми и усталыми, потому-то и остались здесь и не смогли поехать дальше. Он ужасно накричал на меня и обозвал нас всех дикарями, что не на шутку возмутило мосье Валумбу, который заметил ему, что это уже намеки. Доктор Кац извинился, сказав, что он никого не хотел оскорбить, но он вовсе не предписывал подбрасывать мадам Розу в воздух, как блин, надо было просто дать ей походить туда-сюда мелкими шажками, соблюдая тысячи предосторожностей. Мосье Валумба со своими соотечественниками быстренько усадил мадам Розу в кресло, потому что пришло время сменить простыни по причине ее естественных потребностей.

– Я сейчас же звоню в больницу, – решительно заявил доктор Кац. – И немедленно вызываю санитарную машину. В ее состоянии это необходимо. Ей нужен постоянный уход.

Я захныкал, но ясно видел, что этим его не проймешь. Тут-то у меня и возникла гениальная идея, потому что тогда я вправду был способен на все.

– Доктор Кац, в больницу ее класть нельзя. Во всяком случае, сегодня. Сегодня у нее будут родственники.

Он удивился:

– Как это «родственники»? У нее ведь нет никого на свете.

– У нее объявились родственники в Израиле, и… – я сглотнул слюну, – сегодня они приезжают.

Доктор Кац почтил память Израиля минутой молчания. Он никак не мог опомниться.

– Этого я не знал, – произнес он, и теперь в его голосе звучало уважение, потому что для евреев Израиль – это кое-что. – Мне она никогда про это не говорила…

Ко мне возвращалась надежда. Я сидел в углу со своим пальто и зонтиком Артуром, я снял с него котелок и нахлобучил его себе на голову, чтобы на меня снизошла барака – господня благодать по-арабски.

– Сегодня они приезжают за ней. И увезут ее в Израиль. Все уже улажено. Русские выдали ей визу. Доктор Кац остолбенел.

– Как это «русские»? Что ты городишь?

Вот же чертовщина, я, наверное, ляпнул невпопад, но ведь мадам Роза не раз объясняла мне, что для выезда в Израиль требуется русская виза.

– В общем, вы меня понимаете.

– Ты немного путаешь, малыш Момо, но я понимаю… Значит, они приезжают за ней?

– Да, они узнали, что она выжила из ума, и поэтому увозят ее в Израиль. Они улетают завтрашним рейсом.

Доктор Кац был в полном восторге и задумчиво поглаживал бородку – лучшей идеи мне никогда еще в голову не приходило. Я впервые почувствовал, что мне и впрямь стало на четыре года больше.

– Они очень богаты. У них свои магазины, и они все на собственных колесах. У них…

Стоп, сказал я себе, не стоит перегибать палку.

– …у них есть все что надо, чего уж там.

– Ц-ц-ц, – поцокал языком доктор Кац, качая головой. – Вот это хорошая новость. Бедная женщина столько выстрадала в жизни… Но почему же они не дали знать о себе раньше?

– Они писали ей, чтоб она приезжала, но мадам Роза не хотела меня оставлять. Мы с мадам Розой друг без дружки жить не можем. Это все, что у нас с ней есть на свете. Она меня бросать не хотела. Да и теперь не хочет. Еще вчера мне пришлось умолять ее: «Мадам Роза, поезжайте к своим родственникам в Израиль. Там вы умрете спокойно, они будут заботиться о вас. Здесь вы ничто. Там вы гораздо больше».

Доктор Кац смотрел на меня, ошарашенно разинув рот. У него даже глаза слегка намокли от волнения.

– Впервые слышу, чтобы араб отправлял еврейку в Израиль, – сказал он, с трудом выговаривая слова, потому что у него был настоящий шок.

– Она не хотела уезжать туда без меня. Доктор Кац стал задумчивым.

– А вы не можете поехать туда вдвоем?

Вот это меня задело крепко. Я отдал бы все что угодно, лишь бы куда-нибудь отсюда уехать.

– Мадам Роза обещала мне разузнать там все как следует…

У меня почти голос пропал, до того я не знал, что говорить дальше.

– В конце концов она согласилась. Они приезжают за ней сегодня, а завтра улетают.

– А ты, малыш Мухаммед? С тобой что будет?

– Я подыскал кое-кого на время, пока на меня не придет вызов.

– Придет что?!

Я больше ничего не сказал. Я завяз по уши и не знал, как из всего этого выпутаться.

Мосье Валумба и вся его родня ликовали, поняв, что я все уладил. А я сидел на полу со своим зонтиком Артуром и не знал, где я и что я. Я уже ничего не знал и знать не хотел.

Доктор Кац поднялся.

– Ну что ж, это отличная новость. Мадам Роза может прожить еще порядочное время, хоть и не будет толком этого осознавать. Болезнь очень быстро прогрессирует. Но у нее будут периоды просветления, и она будет счастлива посмотреть вокруг и увидеть, что она у себя дома, среди своих. Передай ее родственникам, чтобы они зашли ко мне, сам я не выхожу, ты ведь знаешь.

Он положил руку мне на голову. Смешно подумать, сколько есть людей, которые кладут свою руку мне на голову. Им это идет на пользу.

– Если мадам Роза придет в сознание до отъезда, передай ей, что я ее поздравляю.

– Хорошо, я скажу ей «мазлтов».

Доктор Кац посмотрел на меня с гордостью.

– Ты, наверное, единственный араб на свете, говорящий на идише, малыш Момо.

– Да, митторништ зорген.

На случай, если вы не знаете еврейского, у них это означает: «жаловаться не на что».

– Не забудь сказать мадам Розе, как я за нее рад, – повторил доктор Кац, и я последний раз о нем упоминаю, потому что такова жизнь.

Мосье Заом-старший вежливо ожидал его у двери, чтобы спустить вниз. Мосье Валумба и его племяши уложили мадам Розу в чистую постель и тоже ушли. А я так и остался сидеть со своим зонтиком Артуром и с пальто и все глядел на мадам Розу, лежавшую на спине наподобие огромной перевернутой черепахи, которая для этого не предусмотрена.