— Я надеялся, что вы пойдете со мной, — произнес он.

— Поверь мне, — сказал я. — Наше маленькое совещание не займет много времени. Нам есть что обсудить. Мы позвоним или придем так быстро, как только сможем. — Я поколебался. — Мы любим Ровен, — сказал я.

Он поднялся, подавил вздох и направился к двери. Я спросил, нужно ли его подвести до дома, но он ответил, что отправился в деловую часть на машине.

Он снова посмотрел на Мону. Она тоже встала, но боялась его обнять, что было понятно.

— Дядя Михаэль, я тебя люблю, — прошептала она.

— О, моя хорошая, — сказал он. — Если бы я мог заново прожить свою жизнь, я бы стер ту единственную ночь.

— Не думай об этом, дядя Михаэль, — сказала она. — Сколько раз я должна тебе это говорить? Слава Богу, я сама влезла в дальнее окно. Все вина на мне, от начала и до конца.

Он не выглядел убежденным.

— Я воспользовался этим, детка, — прошептал он.

Я был потрясен.

— Михаэль, тут было и вмешательство дядюшки Джулиана, — сказала Мона. — Это было заклинание дядюшки Джулиана. Он совершил большую ошибку. Кроме того, теперь это уже не важно, разве ты не понимаешь?

Я был снова потрясен.

Он смотрел на нее, его глаза сузились. Я гадал, пытается ли он сфокусировать или наоборот, расфокусировать взгляд. Выглядело так, будто он только теперь заметил, как она прекрасна.

— О да, ты и в самом деле чудесно выглядишь, — вздохнул он. — Моя хорошая. — Он преодолел расстояние между ними и крепко ее обнял. Медведь, а не человек, полностью захвативший ее своими объятиями. — Моя дорогая девочка, — сказал он.

Мне стало страшно.

Они соединились в одно целое, его руки полностью обхватили ее фигурку. Он ничего не заподозрил. Он был как во сне. А она, это новорожденное создание, ощущала себя, должно быть, персиком.

В конце концов он разомкнул объятья и слабым голосом сообщил, что возвращается к Ровен, а я снова уверил, что мы ему очень скоро позвоним.

Он посмотрел на меня долгим взглядом, будто увидел меня другими глазами и снова меня поблагодарил.

— Она назвала тебя Распутиным, когда рассердилась, — сказал он. — Но вот, что я тебе скажу, Лестат, у тебя есть этот тип силы, но это хорошо. Я чувствую добро в тебе.

— Каким, скажи мне образом, ты можешь это чувствовать? — спросил я. Было необычайно приятно задать этот честный вопрос. По правде, я никогда раньше не встречал более непостижимого смертного. Но он был ее мужем, в конце концов, а я уже приходил к выводу, что это был самый достойный ее муж, когда впервые его увидел.

Он подался вперед и взял меня за руку до того, как я успел его остановить. Чувствовал ли он, какая она твердая? Проницаем только тончайший слой плоти. Я монстр. Но он продолжал погружаться в мои глаза, будто искал что-то, что не запятнали буйствовавшие во мне смертные грехи.

— Ты добрый, — сказал он, убеждая самого себя. — Ты же не думаешь, что я бы позволил тебе взять на руки свою жену, если бы не чувствовал этого? Позволил бы поцеловать ее в щеку? Пришел бы я умолять тебя пойти со мной, чтобы ее успокоить, потому что мне не удается, если бы не знал, что ты добрый? Я не ошибаюсь в таких вещах. Я был с мертвыми. Мертвые приходили ко мне, окружали меня. Они разговаривали со мной. Они говорили мне о многом. Я знаю.

Я быстро ответил на рукопожатие. Кивнул.

— Я тоже был с мертвецами, — сказал я. — Они оставили меня в сомнениях.

— Может, ты их слишком о многом спрашивал, — сказал он нежно. — Думаю, когда мертвые приходят к нам, они не беспристрастные посетители. Они ищут нашего общества, чтобы обрести собственный покой.

— Да, — сказал я. — Наверное, это правда. И, несомненно, я их подвел. Но я был и с ангелами. Они так много потребовали от меня, что я им отказал.

Выражение тихого шока отразилось на его лице.

— Да, ты говорил. Ангелы. Не могу представить себе, каково это, быть с ангелами.

— Не обращай внимания на мои слова, — сказал я. — Я слишком много болтаю о своих собственных ранах и ошибках. Надо как-то помочь Ровен, и я обещаю, мы подумаем, что тут можно сделать.

Он кивнул.

— Просто приходите в дом, пожалуйста. Все вы.

— Вы там одни с Ровен? — спросил я.

— Там Оливер Стирлинг, но… — сказал он.

— Это хорошо. Он может остаться, — ответил я. — Мы будем очень скоро. Жди нас.

Он кивнул с легкой улыбкой на губах, в которой было доверие, благодарность и доброта.

Он вышел за дверь.

Я остался, сотрясаемый дрожью, и слушал, как он спускается по ступеням, переходит дорогу.

Я закрыл глаза.

В комнате повисла мрачная тишина. Я знал, что Квинн подошел к дверям. Я старался утихомирить сердце. Я старался. Мона тихонько плакала в платочек.

— О, Мона тысячи слез, — сказал я. Я и сам сражался со слезами. Я победил. — Как он может до такой степени во мне ошибаться?

— Но это не так, — сказал Квинн.

— Да нет, же, это так, — настоял я. — Иногда я думаю, что богословам следует пересмотреть свои сентенции. Великая проблема не в том, как объяснить существование зла. Проблема в том, что невозможно объяснить существование добра.

— Ты в это не веришь, — сказал Квинн.

— Нет, в это я верю, — сказал я.

Я вдруг впал в транс и представил Папу в базилике Пресвятой девы Гваделупской в городе Мехико и как вокруг него танцуют туземцы с венками из перьев на головах.

Я задумался, убили бы испанцы этих индейцев в их перьях за то, что они посмели бы так танцевать на освященной земле два века назад, или три, или четыре. Хорошо, хорошо, не важно. Теперь всех защитит Святой Хуан Диего. Я встрепенулся, чтобы прочистить сознание. Присел на диван. Мне было необходимо переварить то, что я узнал.

— Итак, отец твоего ребенка — Михаэль? — спросил я у Моны так ласково, как только мог.

— Да, — сказала она. Она присела рядом. Накрыла своей ладонью мою ладонь.

— Есть много вещей, которые я не могу рассказать. Но в то время Ровен не было. Ровен… Ровен сделала нечто ужасное. Я не должна говорить, что она сделала. Ровен оставила Михаэля. Ровен была тринадцатой ведьмой. Я не могу рассказать. Но Ровен покинула Михаэля в Рождество.

— Продолжай. Ты говорила о Михаэле, — сказал я.

— Прошло несколько недель. В доме было темно. Я влезла в окно. Предполагалось, что Михаэлю нездоровится. Он горевал о Ровен. Я прокралась в его комнату. Едва я прикоснулась к нему, я поняла, что он не болен.

Квинн присел рядом с нами. Я понял, что он слышал наш разговор с Михаэлем. Его не волновало, что говорила мне Мона. Для него оказалось убийственным шоком узнать о том, что Михаэль стал отцом ее ребенка, о котором он так мало знал. Но он держал себя в руках.