Что ему пора на покой.

Ни один король не в силах правом удержать свое королевство. В их системе роль права играл авторитет. Но авторитет перестает чего-либо стоить, когда идет огонь на уничтожение. Пацанам не хочется умирать. Им хочется жить. А потому… Любую власть подпирают штыки. Или мечи. Без этой опоры она — ничто, пустой звук, носимый ветром. Во все века правили только две вещи: меч и золото. А выбирать властителям приходилось лишь одно — что сделать раньше: мечом захватить золото или за золото купить воинов, способных захватить еще больше золота. Замкнутый круг. Змея, вцепившаяся в собственный хвост смертельной, неразжимаемой хваткой.

Змея, яд которой не иссякает никогда. Круг мироздания.

Автархан встал, подошел к шкафу… Лицо его походило на маску: громадным усилием воли он заставил все эмоции уйти глубоко внутрь; но, казалось, это нечеловеческое напряжение окончательно сокрушило его. Автархан глянул на себя в зеркало: на него смотрел изможденный старик, измотанный, усталый. Глаза взирали на окружающее тускло и безнадежно… У самого Автархана не было иллюзий: жизнь прошла, и то, ради чего стоило жить, осталось далеко позади. Ему осталось два года до семидесяти, вроде и не срок, но… Жить незачем.

Сережу убили. Ему было двадцать пять. Он родился в семьдесят втором; сам Автархан тогда потянул червончик, рождения сына не дождался… Сережа так и рос в маленьком украинском городишке, когда в семьдесят седьмом Автархан «откинулся» по большой октябрьской амнистии и впервые увидел пацана. Тогда же он устроил хлопца с матерью в Княжинск. Все-таки большой город, хоть и не главная, а столица… А сам оттоптал еще одну большую ходку, вернувшись только в восемьдесят шестом. А там — и времена переменились.

Характером Серега оказался в него: лез, куда его не просили. Но тут же Автархан проявил волю: для парня, выросшего без мужика в доме, Автархан был авторитетом куда более значимым, чем для братвы.

А потом — дела пошли. Времени не осталось ни на что. Он успел определить парня в университет, тот проучился курс и уже тогда влетел: шебутной донельзя, он подрался с тремя дебилами из-за девки, и грозила ему глупая бакланская статья.

Автархан нажал нужные пружины, Сергей получил «условно» и даже восстановился в университете по его настоянию. Потом в учебу въехал, в экономике стал разбираться на раз; тут Автархан привлек его и к «практике». Зачем он это сделал?..

Снегову, а ему тогда исполнился двадцать один год, бумажное дело показалось липкой рутиной; даже строгость Автархана не помогла: парень был явно в него характером. Втихую он начал сколачивать свою бригаду и по мелочи трясти кооператоров; Автархан подумал — и сдался. Снегов, его сын, стал самым удачливым и чуть ли не самым авторитетным «человеком действия» в многомиллионном Княжинске. Автархан наблюдал за ним с интересом: парень постепенно начал соображать очень во многом, еще чуть-чуть, пару-тройку лет, и Автархан сумел бы сделать так, чтобы его сына «короновали», заслуженно «короновали», по понятиям.

Это была его мечта.

Теперь сына нет. Глупая, тупая случайность. Сергей умер, так и не узнав, что Автархан его отец. Или мать сказала перед смертью восемь лет назад, не удержалась? Вряд ли. Так или иначе проявилось бы. А теперь… Теперь уже и не узнает.

Автархан посмотрел на себя в зеркало. Обрюзгшие щеки, слезящиеся глаза, иссиня-белые зубы-протезы… Старик. И его не сегодня-завтра спишут. И тогда…

Беня жаден. И Кондрат тоже не альтруист. Наплюют на понятия, стакнутся с этими пришлыми и будут деньги грести лопатой. Потери тоже спишут. Как и Снегова. Его спишут все, кроме Автархана да нескольких братков. Но чтобы волки, завалившие Серегу, гуляли да поплясывали, Автархан допустить не мог. Значит, нужно сохранить власть. Всю власть. А власть не любит слабых. Власть — змея, чей яд не иссякает никогда.

Ну что ж… Он знает, как толковать с братвой. О чем с ними говорить. Нужно сначала с ними… Потом с Кондратом и с Беней.

Автархан сам достанет этих сук, что завалили Снегова. Сам! Живьем сдерет с них шкуру!..

Он снова бросил взгляд в зеркальное стекло… Черт! Этот трясущийся старик не опасен никому. Открыл нижний ящик шкафа, достал коробочку, откинул крышку.

Оттуда достал две другие, поменьше. Из первой вытащил несколько больших облаток, проглотил, дернув кадыком, не запивая. Открыл вторую. Рассыпал белый порошок маленькой горкой на зеркальной полировке, выровнял специальной золотой лопаточкой, наклонил голову, приставил трубочку к ноздре… Задержал дыхание и вдохнул потом сразу, глубоко…

Мир словно взорвался, заискрился разом… Автархан переждал немного, вдохнул вторую понюшку. Оставшимся порошком смазал десны.

Открыл бар-секретер, налил коньяку в большую каплеобразную рюмку, на самое донышко, вдохнул аромат, сделал глоток, смакуя вкус спелого, напитанного солнцем винограда, выращенного в счастливых долинах так далеко отсюда… Очень далеко…

Его снова словно ударило: громадная доза принятого наркотика пошла в кровь, мозг заискрился неуемной, неукротимой, бешеной энергией… Она заполняла все жилы и сухожилия, все клеточки его еще достаточно сильного тела… А по духу… Сейчас он чувствовал себя змеем, готовым вцепиться во врага неразжимаемой, смертельной хваткой… Змеем, рожденным для боя. Яд которого не иссякает никогда.

Накат легкого, головокружительного кайфа быстро прошел; Автархан снова глянул в зеркальное стекло: он увидел всклокоченного, сухопарого старика; глаза блестят, но смотрят зорко и цепко; тонкогубый рот плотно сжат, впалые щеки придают ему вид аскета, неистового фанатика, готового не только вцепиться врагу в глотку, но и руками разорвать любого, уничтожить все, что станет на его пути, будь это человек, зверь или сам дьявол. Автархан замер, пережидая, привыкая к невиданному подъему сил; мозг притом работал ясно и скоро. Теперь — действовать.

Он вернулся к столу, не присаживаясь нажал кнопку интеркома, произнес коротко:

— Все ко мне. Немедленно. Сейчас.

Когда спецназовцы, похожие в противогазах на бульдогов, вбежали в задымленный зал, осветили переноской оставшихся, корчащихся в судорогах от ядовитого удушья индивидов. Наблюдатель уютно устроился на переднем сиденье автомобиля, стоявшего в затененном деревцами скверике метрах в семидесяти от заднего торца здания.

Рядом сидел человек со шрамом.

— Они еще не выходили, — произнес Наблюдатель.

— Уверен? — с плохо скрытой тревогой уточнил Крас.

— Да. Этот парень, к которому Кукла подсела, совсем не промах. Как только упал Снегов…

— Его фамилию установили достоверно?

— А что тут устанавливать? Когда один из боевичков гаркнул: «Снегова завалили, волки!» — как раз и началась свистопляска. Парни гавкнули изо всех стволов!

— Хм… — довольно усмехнулся босс. — «Помощничков» положили всех.

— Всех ли?

— Двоих устранил я. Нам ни к чему никакие свидетели. Даже такие мнимые, как наемные легионеры.