– Это что, у вас благотворительность такая? Много ли женщин вы уже обеспечили?

– Вы моложе меня, но ненамного. Поэтому довольно скоро вы встанете перед той проблемой, которая возникла у меня. Она довольно интимного свойства, но вы не сплетни собираете, а работаете, поэтому я вам расскажу. У меня есть семья. Мы с женой вместе тридцать лет, она прошла со мной через период становления моего бизнеса, через нищету, через болезни детей, через то время, когда я сутками не бывал дома. Она заслужила все то, что сейчас у нее есть, благодаря мне. Поэтому мой уход из семьи не рассматривается и никогда не рассматривался. Но интереса к жене, как к женщине, я больше не испытываю, со всеми вытекающими из этого физиологическими последствиями. Чтобы быть на высоте, мне нужна молодая женщина, радующая глаз своей свежестью. Не слишком юная, не очень опытная, неиспорченная, если вы понимаете, о чем я. Мне не нужно, чтобы она меня любила, потому что это неизбежно ведет к выяснению отношений, попыткам увести меня из семьи и проблемам. Я этого не хочу. Мне был нужен объект для сделки. И в Алене я этот объект нашел.

– А в Москве нельзя было подобрать? Зачем везти за двести с лишним километров?

– Москвичка мне бы обошлась дороже, – усмехнулся Колесов. – У здешних девушек ценник на порядок выше. Да и откуда подходящую девушку возьмешь? На работе я романов не кручу, это вредно для дела. На званые приемы хожу с женой. В ресторане все те же одинокие щучки, пытающиеся заглотить наживку пожирнее. А тут прямо в руки свалилось такое чудо. Молодая, симпатичная, аккурат в моем вкусе, да еще и интересы у нее те же, что и у меня. Так что мы быстро обо всем сговорились. Конечно, сначала я к ней в переписке поприсматривался, потом съездил, вживую посмотрел, затем к себе пригласил, чтобы посмотреть, как ее поведение в столице изменится, когда она дорогие рестораны и магазины увидит, а потом решил, что мне это подходит.

– И все-таки я не понимаю, зачем вы приезжали к Алене, – сказал Дорошин. – Могли бы сразу ее к себе пригласить, и дело с концом. А тут утруждали себя, в нашу тьмутаракань ехали…

– Признаться, мне посоветовали посмотреть вашу галерею, – сказал Колесов. – Мы с Аленой уже месяца два переписывались, я понимал, что это то, что мне нужно, и обдумывал, как вызвать ее в Москву. Тут вы правы. И именно в этот момент встретился с приятелем одним. Ну, как сказать, приятелем… Скорее, знакомым. Он для моего сайта фотографии работ делает. Фотограф от бога. Так, как он, произведения искусства мало кто снимает. В общем, разговорились мы с ним, а тут Алена сообщение прислала. Я случайно в разговоре сказал, что вот, мол, девчушка прекрасная, пишет мне из славного города на Волге. И Андрей мне сказал, что в городе этом бывал и картинная галерея там прекрасная. Есть на что посмотреть. Вот я и решил, что, пожалуй, съезжу. Недалеко ведь, вместе с дорогами в один световой день уложишься. Сел да поехал.

Дорошин почувствовал, что, как в детской игре, вдруг становится «горячо». Он вспомнил рассказ Ксюши о визите в галерею неизвестного фотографа из Москвы, который снимал работы Куинджи, и после этого их никто не видел. Не тот ли это человек, о котором говорит Колесов?

– Михаил Николаевич, – он старался не выдавать охватившего его сыщицкого азарта, – а вы можете назвать мне фамилию того человека, который порекомендовал вам посетить нашу картинную галерею?

– Не доверяете? – насмешливо спросил Колесов. – Проверить хотите? Что ж, я не против. Проверяйте. Быстрее поймете, что ничего криминального в моих словах и поступках нет. Полгода назад побывать в вашем городе мне посоветовал фотограф Ян Двиницкий. Я последовал его совету, побывал в галерее, заодно вживую познакомился с Аленой.

– Почему же тогда вы стали давать ей деньги не сразу, а только сейчас? Она купила себе новую шубу всего неделю назад.

– Сначала устроил ей что-то типа испытательного срока. Хотел быть уверенным, что девочка не взбрыкнет и не наделает мне неприятностей. Мы с ней довольно долго утрясали детали нашего, хм, соглашения. А потом я в Америку улетал на несколько месяцев. У меня там подразделение работает, требовался хозяйский пригляд. Вот как вернулся, так Алену к себе и вызвал. Ну и денег дал. В знак благодарности. В общем, ты, мужик, меня извини, но в поступках моих нет ничего предосудительного, кроме кобелизма. Так, думаю, что в этом вопросе ты и сам не ангел.

Дорошин вспомнил Ксюшу и покраснел.

– Дайте мне телефон Двиницкого, – хмуро попросил он. – Если все так, как вы говорите, то не думаю, что у меня еще возникнут вопросы к вам или к Алене. В полиции нравов я, как вы правильно заметили, не работаю.

Домой к Эдику он возвращался с уловом – телефоном фотографа, снимающего произведения искусства. Почему-то он даже не сомневался, что именно этот человек был последним, кто видел в музее картины Куинджи. И наводчиком, сообщившим о хранящихся в галерее ценностях, тоже мог быть он. А потому перед встречей нужно было узнать об этом человеке как можно больше. И торопиться звонить по полученному телефону Дорошин не стал.

* * *

Тетрадь Грамазина жгла ему руки. Точнее, не сама тетрадь, а содержащаяся в ней информация, которая могла при правильном подходе стать хорошим источником обогащения. Конечно, большинство секретов в ней давно устарели и за них никто не дал бы даже ломаной полушки. А вот совсем свежие, приобретенные подлым Борисом Петровичем в этом году, вполне могли иметь ценность для их владельцев, но, перед тем как извлекать их на свет божий с целью скорейшего обогащения, нужно было хорошенько подумать.

К примеру, как поступил он сам, чтобы обезопасить себя от того, что его позор, точнее позор его семьи, будет обнародован? Для того чтобы завладеть проклятой тетрадью, он пошел на убийство. И повторись необходимость, убил бы снова, потому что нет ничего важнее чести своего старинного и славного рода.

Вдруг тот, кого он вздумает шантажировать, тоже решит, что самый простой и надежный способ избавиться от шантажиста – это заставить его замолчать навсегда? Умирать он не собирался, поскольку ему было о ком заботиться и ради кого жить.

Кроме того, другие люди могли относиться к сохранению своей тайны не так трепетно, как он сам. Такие, чего доброго, и вовсе обратятся в полицию, а объяснить, как именно у него оказалась тетрадь, не попадая под подозрение в убийстве, невозможно. Кому нужны лишние неприятности? Лучше уж не рисковать и держать рот на замке. А деньги? Что ж, у него их лишних никогда не было. На первоочередные нужды хватает, а без всего остального можно жить.

Хотя соблазн велик. Проблема заключалась именно в том, что деньги, большие деньги, нужны были ему именно сейчас, и гораздо сильнее, чем когда-либо. Поэтому, несмотря на голос разума, шепчущий, что не нужно пускаться в опасные авантюры, он то и дело испытывал соблазн рискнуть.

Обдумываемое предприятие не казалось совершенно уж безнадежным. В грамазинском списке значился как минимум один человек, который, как и он сам, совершил преступление. Уж этот человек жаловаться в полицию точно не побежит, и, скорее всего, переговоры с ним могут обернуться получением солидного куша. Согласится ли он делиться или предпочтет убить, как это сделал он сам? На этот вопрос у него не было ответа.