Когда стало совсем поздно, я понял, что Гоменский остался на ночное дежурство, стало быть, следовало откланяться. Лиза задумалась над тяжелым выбором. Разумеется, вслух. Оставить без отца ночевать мужчину молодой девушке — неприлично, выгонять из дома на ночь глядя — тоже нехорошо. Что же делать? Я сказал, что из двух зол надо выбирать меньшее, и лучше выгнать меня в ночь. Так всем будет спокойнее, особенно — товарищу майору. Видел, что любознательная Наутилус готова нарушить приличия, только попросись, но в такую игру с ней играть не собирался. Тот, кто сказал: «Любопытство — не порок», рассмотрел не все случаи жизни… Такой порок может выйти, что ого-го! Особенно в глазах папаши!

Я решил заночевать на станции. Чего мне было бояться? Отпуск — законный, документы — в порядке, ни один патруль не докопается. Но сначала захотел еще раз попытать счастья у Люции. Интересно, думал при этом, если бы она узнала, что я здесь, поторопилась бы? Как она вообще ко мне относится?.. Тю-ю‑ю! — одернул сам себя. — Что за детская песенка?! Отношение к себе формировать надо, а не ждать, пока оно само собой сформируется, как весь наш сущий мир сам собой образовался из не пойми чего, по мнению Чарльза Дарвина. Иной раз, оглянувшись по сторонам и видя отдельных представителей гомо сапиенс, думаешь, что и получился, не пойми кто. Потом вспоминаешь, от кого они произошли, и успокаиваешься — все закономерно…

Мой звонок в дверь Люции отзвучал и затих, не породив там, за дверью, ни одного ответного шевеления — сколько я ни прислушивался. Возможно, что и сам Господь не смог бы поднять и заставить выйти из пещеры Лазаря, если бы того в пещере не было! Словом, чуда не произошло. Однако, пройдя коридором до выхода на лестницу и потянув на себя дверь, я встретил… Люцию! Господи, что я, презренный червяк, только что мусолил про отсутствие чудес?!!

Сначала увидел удивление в ее глазах: это кто в парадной форме выходит из их коридора? — потом узнавание:

— Ты?.. — Улыбка стала расцветать на ее губах, как солнышко проглядывает сквозь постепенно рассеивающуюся дымку облаков. — Не думала, что еще увижу тебя… Привет!

— Привет. Мое слово — тверже гороха. Экзамены сдал, отпуск получил. Хочу отправиться в путешествие. Не составишь мне компанию?

— Как это?

— Очень просто. Поедем ко мне в Горький, покажу тебе город, Чкаловскую лестницу, домик Каширина, площадь Минина и Пожарского, где собиралось ополчение… Ты не волнуйся, там сейчас не так людно… Познакомлю тебя с друзьями. Можно по дороге тормознуться в Москве, навестишь сестру. Она закончила со своим дацаном?

— Еще нет, но, думаю, вот-вот закончит.

— Значит, подождем ее там. У меня тоже есть, где остановиться в столице.

— Ты будто мои мысли прочитал. Я как раз собиралась в Москву.

— Вот видишь!

Она шагнула на последнюю ступеньку, я посторонился, освобождая проход, Люция пошла тихонько по коридору, я — рядом.

— Надо же! — Все никак не могла прийти в себя моя красавица, рядом с которой у меня просто дыхание теперь останавливалось! — Просто поверить не могу, что ты вот так взял и приехал, и — свободен…

— На время отпуска — совершенно. А дальше… будет видно. Что ты делаешь сегодня вечером?

Она улыбнулась и растерянно пожала плечами.

— Тогда я приглашаю тебя в кино.

— Сто лет не была.

— Со мной — еще дольше. От сотворения мира… Что-то у меня сегодня все мысли — в одну сторону. Туда, откуда все началось… Ты сама что об этом думаешь? О сотворении мира?

Она пожала плечами:

— Я даже не знаю, что было раньше, яйцо или курица…

— Сначала было слово — так считается. Понятно, Чье. Но к человеку, думаю, это не относится. У нас, полагаю, сперва был рисунок. Это я не то чтобы свою творческую профессию защищаю… Просто иначе мы бы в тех пещерах сейчас такое прочитали, наши заборы со своими надписями поблекли бы!..

Белиберда, которую я нес, помогала унять волнение и прийти в себя.

В кино мы, конечно, попали на последний сеанс и сели на последний ряд. Не знаю, как Люция, а я испытывал внутреннюю потребность устроиться так, чтобы никто нас не мог видеть. Они все были в другом измерении, мы — отдельно, мы — сами по себе. Я обнимал ее, ощущал, какая она осязаемая, и как же это меня волновало! Наполняло чувством нереальности. Вроде бы я — в армии, в то же время — свободен. На мне все еще военная форма, и в то же время — она ничуть не стесняет свободы. Могу идти, куда захочу, никакого периметра! Какое это чудесное чувство — быть отпускником, если ты не один! Я прежде думал, что отпуск солдата срочной службы, как радость нищего: сытно покушать, зная, что завтра снова придется голодать. А это, оказывается, такое блаженство!

Провожая Люцию до дома по окончании фильма, вспомнил, что вопрос с приютом до утра по-прежнему не решен. Люция тут же прочитала мои мысли:

— Ночевать-то вам, товарищ младший сержант, вероятно, негде?

Я беспечно пожал плечами:

— На станции… Вообще-то меня Гоменские приглашали… Но товарищ майор сегодня дежурит, судя по всему. Поэтому пришлось отказаться.

— А что так? — спросила с ехидством Люция — Лизочка, наверное, была бы не против?

— Педофилия омерзительна. На костре сжигать таких надо, как заразу.

— Слов-то каких нахватался! — усмехнулась моя красавица.

— Отец — журналист, раз! — Я стал загибать пальцы. — Дядя в прокуратуре служит, два! Мама преподает в университете…

— Ух ты!

— Да. Я — из приличной семьи. Так что, если ты мне постелешь раскладушку на кухне, обещаю вести себя тихо…

— У меня нет раскладушки, — сказала Люся безо всякого выражения. Как хочешь, так и понимай. Видимо, придется топать на станцию, решил я. Однако возле крыльца она не сделала попытки попрощаться, а сказала, что с удовольствием выпьет кофе сейчас. Как я понял, имелось в виду, что кофе мы будем пить вместе…

— На работе тебя отпустят? — спросил я, жуя бутерброд, возвращаясь к нашим совместным планам.

— Я уже взяла отпуск.

— Здорово! Значит, я и вправду подгадал?

— Я же говорю. У меня в Чите все приготовлено. Вещи в сумку побросать, и можно на вокзал.

— Но билеты ты еще не брала? Вот и отлично. Завтра будем прорываться!

— Значит, пора отдыхать, — сделала вывод моя будущая спутница. Времени было уже явно за полночь. Она вышла из кухни, где мы чаевничали, вернулась с большим махровым полотенцем в руках, показала мне его.

— Вот, тебе! Повешу там. — Она махнула в сторону ванной, куда и удалилась. Потом настала моя очередь. После армейской бани цивильный душ — гигантское наслаждение! Выйдя, я первым делом разведал кухню. Включил свет, ожидая найти какую-нибудь импровизированную постель на полу, но тщетно. Бум! — сильно стукнуло сердце… В гостиной при интимном освещении от ночника увидел Люцию под одеялом на разложенном диване. Услышав, что я вошел, она, не открывая глаз, протянула руку, потянула за веревочку, и свет погас.