— Ты больной? — выдохнула Рита, глядя на него почему-то испуганно. — Я не хочу, чтобы меня считали воровкой.

— Да никто на тебя не подумает.

— Ну конечно! В доме был посторонний человек, пропало дорогое украшение, а подумают на кого-то из своих.

— Да нет, не в этом дело. Если коробка останется лежать на месте, никто и не узнает, что ожерелья там нет. Родители не имеют привычки туда заглядывать. Мама надевает его только на Новый год, когда собирается вся семья с тетями и дядями, троюродными братьями и внучатыми племянниками. А к тому времени мы уже вернем его.

— Что ж ты сам его не возьмешь, если все так просто?

— Это тебе просто, а я как в родительскую спальню попаду? Все давно привыкли, что я никогда не остаюсь ночевать, а во время ужина по дому бродить странно. Да и потом, — Марк взял в руки трость и посмотрел на Риту, — ее стук сложно не услышать, а без нее я далеко и быстро не уйду.

Рита посмотрела на трость, затем на Марка, и внутри шевельнулось что-то вроде сочувствия, однако соглашаться на подобную авантюру она все равно не собиралась. Если что-то пойдет не так, Веберы, чего доброго, вызовут полицию, и что тогда с ней будет? Только репутации воровки ей и не хватало.

— Тебе не кажется, что для подобной операции стоило все же взять Леру, а не меня? Даже проливать ничего не пришлось бы. Пара иллюзий — и дело в шляпе.

— Во-первых, я тебе уже говорил: Лера не тот кандидат, кого стоит знакомить с родителями. Я и так у них не на лучшем счету, а если еще и с такой подружкой… А во-вторых, хотя это я тебе уже тоже говорил, мне просто нравится твое общество.

— В данный момент мне это совершенно не льстит.

— Да ладно тебе, Рита, не упрямься, — продолжал уговаривать Марк. — Куда подевался твой авантюризм?

— Кто тебе сказал, что он вообще у меня был? — мрачно хмыкнула она.

— А разве иначе ты связалась бы со мной?

— У вас все хорошо?

Марк и Рита подпрыгнули от неожиданности и вместе обернулись. За жарким спором никто из них не заметил, как на пороге гостиной появилась Елизавета Дмитриевна. Оставалось надеяться, что она стоит здесь недолго и не слышала всего, о чем они говорили.

— Все прекрасно, мам, — кивнул Марк, поднимаясь с дивана и протягивая руку Рите. — Мы уже идем.

Елизавета Дмитриевна кивнула и скрылась в коридоре.

— И не уговаривай, — предупредила Рита прежде, чем Марк успел снова открыть рот.

***

Ужин, вопреки мрачным ожиданиям Риты, проходил в довольно непринужденной обстановке. Франц больше не цеплялся к младшему брату, тот не провоцировал его на грубости, и вообще беседой умело заправляла Елизавета Дмитриевна.

Кроме тех, с кем Рита уже успела познакомиться, за столом еще присутствовал светловолосый мальчик лет шести — сын Франца и Белль, а помогала с ужином домработница Галина. Саму Белль, как вскоре выяснилось, звали Ирина. Почему Марк называет ее Белль и почему ее это злит, Рита спрашивать постеснялась, решив, что выяснит это позже, когда они останутся вдвоем. Мальчика звали Александр, но, как и стоило ожидать, в семье Веберов его сокращали до немецкого Алекса, а не обычного русского Саши.

Сначала разговор крутился исключительно вокруг Риты. Елизавета Дмитриевна хотела знать всю подноготную «будущей невестки», а потому ей пришлось много рассказывать о себе. Постепенно в беседу включились и остальные члены семьи, только Анна продолжала сидеть в углу стола, уныло жуя листик рукколы. Даже когда подали горячее, она не проявила интереса ни к чему, кроме травы и воды без газа.

— Анна, вы жаркое даже не попробуете? — огорчилась Галина, терпеливо дожидаясь, пока каждый положит себе порцию из большого глиняного котелка.

— Оставьте ее, Галочка, — велела Елизавета Дмитриевна. — У нашей Анны завтра спектакль, ей нельзя много есть.

— А если она не съест нормальный кусок мяса, то упадет в голодный обморок прямо во время спектакля, — неожиданно вмешался Марк, который до этого тоже предпочитал по большей части молчать.

Анна бросила на него взгляд, показавшийся Рите очень странным: в нем причудливым образом перемешались благодарность и раздражение.

— Наша Анна — балерина, — с заметной гордостью пояснила Елизавета Дмитриевна, видя заинтересованный Ритин взгляд.

— А могла бы стать талантливым математиком, — хмыкнул Марк, наливая себе второй бокал вина. — Только в нашей семье девочки должны заниматься искусством, даже если им нравится математика и уже в четыре года они умеют складывать двухзначные числа. Поэтому наша Анна давится травой, чтобы завтра станцевать седьмого лебедя у пруда.

— Марк, — попыталась осадить его Елизавета Дмитриевна. — Веди себя прилично хотя бы при гостях.

— Это не гости, это Рита, — ничуть не смутился тот, — и она имеет право знать, на что хочет подписаться. — Он повернулся к Рите, которая больше всего на свете желала провалиться под землю и не участвовать больше в семейном ужине. — А мальчики, носящие гордую фамилию Вебер, должны заниматься юриспруденцией, как мой отец и брат, иметь частную практику и зарабатывать много денег. Нам с Аней не повезло родиться с противоположными талантами. Только вот у меня хватило силы воли отстоять свое право на искусство, а Аня сдалась.

Рита почувствовала, как медленно краснеют щеки, а сердце наливается жалостью к несчастной балерине. Теперь стала понятной и ее болезненная худоба, и бледный вид. И уж совсем вишенкой на торте Рита испытала непонятный стыд за свою полную тарелку жаркого из ароматной свинины.

— И где же твое искусство? — насмешливо поинтересовался Франц, пристально глядя на Марка. — Где картины? Где выставки? Стал бы адвокатом, мог бы и с тростью ходить в суды.

— Я и рисовать с ней могу, — пожал плечами Марк, беря в руки трость, которая стояла рядом. — Ты же не думаешь, что я из-за нее бросил живопись? — Он с такой же насмешливой ухмылкой посмотрел на брата.

Тот заметно стиснул челюсти, а его жена покраснела и опустила глаза, как будто была лично виновата в том, что Марк больше не пишет картины.

— Марк, пожалуйста, не порти ужин, — абсолютно спокойным тоном попросил его отец, большую часть ужина предпочитавший молча наблюдать за всем происходящим.

И неожиданно Марк решил послушаться. Он лишь едва заметно пожал плечами, как будто выступал исключительно в защиту Анны, повернулся в сторону, чтобы поставить на место трость, и — нечаянно, как могло показаться всем остальным, но специально, как была уверена Рита — задел ею бокал с вином. Тот изящно опрокинулся на бок и выплеснул содержимое аккурат Рите на платье.

Она подскочила со стула, беспомощно глядя на то, как по светло-серому подолу стекают вниз красные струйки вина, и едва сдерживая слезы негодования. Нестерпимо захотелось выхватить у Марка трость и от души треснуть ему ею по спине.