На низовом уровне борьбу с бандеровцами вели порядка 25 тыс. бойцов т. н. «истребительных отрядов», сформированных из числа местных жителей; только местными, уроженцами Галичины и Волыни, могли быть многие тысячи секретных информаторов и внедренных в структуры подполья агентов НКВД — схидняк, не владеющий в совершенстве местным диалектом, был бы «расшифрован» незамедлительно. Фактически в 1944–1949 гг. на Западной Украине шла настоящая гражданская война, причем война эта выросла из кровопролитных событий периода немецкой оккупации; именно это и обусловило запредельный уровень жестокости, проявленной каждой из противоборствующих сторон.

Стоит отметить, что попытки распространить террористическую деятельность бандеровского подполья на центральные и восточные области Украины оказались безрезультатными. Движение вернулось туда, откуда оно и начиналось — в Галичину. Так, за три года (с 1 июля 1946 г. по 30 июня 1949 г.) в Галичине (Львовская, Станиславская, Тернопольская, Дрогобычская области) было отмечено 2459 «акций» (теракты, диверсии, поджоги и пр.), на Волыни (Брестская, Волынская, Ровенская области) — 560, в Житомирской области — 75, Каменец-Подольской — 15,Черниговской — 3, Киевской — 3.

В жестокости, в абсолютном пренебрежении к судьбе мирного населения, против своей воли вовлеченного в кровавую вакханалию, стороны не уступали друг другу. Во всем остальном абсолютное превосходство было на стороне Красной Армии и войск НКВД. Чудес не бывает, и уже к весне 1946 года УПА была практически полностью разгромлена. Без тени смущения в докладе НКВД УССР от 25 мая 1946 г. использовано выражение «убито бандитов и прочих». О количественном соотношении «бандитов» и «прочих» можно судить по тому, что на 111 (сто одиннадцать) тысяч убитых и 251 тысячу арестованных приходится всего лишь 83 тыс. единиц изъятого оружия.

После таких потерь (и с учетом ста тысяч явившихся с повинной) от бандеровской «армии» остались лишь отдельные, разрозненные группы, которые на протяжении нескольких лет, скрываясь по лесам и горам, бессмысленно и беспощадно терроризировали население. Объявленная в декабре 1949 г. последняя по счету, пятая, амнистия была почти безрезультатной — к тому времени в «схронах» оставались лишь те, кто твердо решил исполнить первый пункт «Декалога ОУН» («Здобудеш Українську Державу, або загинеш у боротьбі за неї»).

12 февраля 1945 г. погиб в бою первый командующий УПА Дмитро Клячкивский. 23 января 1947 г. застрелился блокированный в лесном «схроне» главный референт бандеровской СБ Мыкола Арсенич. 5 марта 1950 г. убит при задержании командующий УПА Роман Шухевич. После его гибели на протяжении четырех лет обязанности командира армии исполнял Васыль Кук, арестованный 23 мая 1954 г. Что же касается самого Степана Бандеры, то после освобождения в октябре 1944 г. он находился под «домашним арестом» в Берлине; накануне краха гитлеровской Германии немцы вывезли его в американскую зону оккупации — так сказать, «сдали с рук на руки». В дальнейшем Бандера жил в Мюнхене (а это самый богатый и дорогой город Германии) и руководил бесконечной чередой кровавых интриг, дрязг и конфликтов в т. н. «закордонной частине ОУН». Убит в Мюнхене агентом КГБ 15 октября 1959 г.

Сказать, что в СССР на обсуждение этой темы был наложен строжайший запрет, значит не сказать ничего. Сказать, что этому преступлению были задним числом придуманы нелепые оправдания, — значит сказать заведомую неправду. Не было никаких оправданий. Никто ничего и не пытался оправдывать. Народ и партия, отцы и дети, «верхи» и «низы» были едины в категорическом отрицании наличия самого предмета для обсуждения, тем паче осуждения. Вопросов не было — зато был ответ: несокрушимый, многотонный, на века. В граните и мраморе стоял над Трептов-парком в Берлине советский солдат-освободитель со спасенной немецкой девочкой на руках, и каждую весну к подножию монумента послушно ложились живые цветы. И даже после того, как в первые годы «гласности» стали публиковаться редкие и разрозненные воспоминания о том, что немецкая девочка могла оказаться в руках советского солдата в другой ситуации и с другими для девочки последствиями, эти голоса никто не захотел услышать. Точнее говоря — не смог услышать. Такая правда не вмещалась в сознание нормального советского человека.

Помощь, как это ни странно, пришла с Запада. Заграница в очередной раз помогла нам. Они там уже наработали целую «научную традицию», в рамках которой тема насилия над гражданским населением Германии (т. е. массовых зверских убийств, истязаний, грабежей, истребления жилищ) была игриво обозначена термином «сексуальное насилие». А это уже позволяло вздохнуть с облегчением. Нет, никто не спорит с тем, что изнасилование — и по законам, и даже по воровским «понятиям» — является тяжким преступлением. Но это преступление особого «сорта». У обвиняемого всегда есть возможность — с наглой ухмылкой (или испуганно бегающими глазками, смотря по обстоятельствам) — сказать: «Да бросьте вы… Какое насилие… Да она сама пришла…»

Итак, слово было найдено. Дальше — проще. Дальше оставалось свести тяжелейшую историческую и моральную проблему к теме пресловутого «сексуального насилия», а затем подвергнуть сомнению как массовость явления, так и сам факт насилия. Из множества примеров такой «наступательной контрпропаганды» приведу лишь один, но весьма характерный и примечательный. Примечательна же эта публикация и тем, где она появилась (старейшая и одна из наиболее тиражных газет страны), и высоким формальным статусом привлеченных к обсуждению лиц. Поводом к «дискуссии» стало издание в России известной книги английского историка Э. Бивора «Падение Берлина». 21 июля 2005 г. журналист газеты «Труд» С. Турченко решил разобраться с непрошеным «иностранным консультантом». Разобраться во всех смыслах, какие это слово имеет в русском языке.

Решительный отпор начался с первых же слов. С самого названия статьи: «Насилие над фактами». Дальше, в подзаголовке, был дан очень ясный намек на то, чьим подголоском является Бивор и на чью мельницу льют воду примкнувшие к нему неназванные отщепенцы: «Зачем британский историк и некоторые СМИ пересказывают басни Геббельса?» Наконец, в творческом воображении журналиста возникла совершенно инфернальная картина: «Геббельс в гробу довольно потирает руки…»

Первым было предоставлено слово самому М.А. Гарееву (генерал армии, президент Академии военных наук, академик Российской академии естественных наук, профессор, доктор исторических наук, доктор военных наук, бывший зам. начальника Генштаба Советской Армии) и пр. Никаких сомнений и вопросов у маститого ученого не было и нет.

«Бивор и его подпевалы являются банальными плагиаторами. Настоящий автор мифа об «агрессивной сексуальности» наших солдат — Геббельс. Однако Бивор переплюнул Геббельса… Очередной пасквиль на советского солдата-освободителя… Лично я участвовал в освобождении Восточной Пруссии. Говорю как на духу: о сексуальном насилии тогда даже не слышал. Помню, перед строем нам зачитали решение военного трибунала. Суть дела была в том, что несколько солдат ворвались во двор зажиточного бауэра, поймали несколько кур, гусей, начали варить. Когда бой за хутор закончился, хозяева выбрались из подвала, где прятались, и подняли крик. На шум нагрянул патруль. Солдат задержали. Командир 184-й дивизии генерал-майор Басан Городовиков приказал устроить показательный суд военного трибунала. Бойцам дали по пять лет лагерей. Нетрудно предположить, что наказание было бы неизмеримо более строгим, если бы кто-то из них позарился, скажем, на хозяйку».