Начальство успокоилось, и злодейства прекратились, а Турина знобило — не верилось ему в простой конец отпетого мерзавца. Не мог попасться на удочку своих Зуб, да и у тех смелости бы не хватило его кончить; убить, может, и убил бы кто, но чтобы уродовать?! Дружков у Зуба — куча, взялись бы мстить, полилась бы ручьём кровь воровская… А здесь тишь да гладь.

Вот и выручил тогда Абрам Шик Турина. Нашёл он ему патологоанатома, давнего своего товарища, уговорил, давно не практиковавшего, сделать эксгумацию трупа и попытаться идентифицировать личность убитого по отпечаткам пальцев. В картотеке розыска их имелось предостаточно. Требовалось отыскать пригодный для этого кусочек кожи на пальцах покойника, хотя тело и было уже предано земле. Начальство ни в какую! Турин дошёл до самого Хумарьянца, но тот его выгнал из кабинета. Вот и нарушили тогда они закон. Но не зря! Откопали ночью труп, а медик сотворил чудо: не Зуб оказался в гробу, а его верный подельник, его и изуродовал до неузнаваемости главарь.

Так Абрам Шик спас репутацию Турина, иначе подметать бы ему улицы ещё с той поры.

А сам Зуб скоро попался из-за дурости. Устроил гулянку — воскрешение отмечал. За столом, среди пьянствующей публики, выставив пушку[21], заставил его Турин тянуть лапы в гору, но не дался бандит живьём, вышиб оконную раму, выбросился со второго этажа и, угодив на булыжники головой, разбился.

— Досталось вам? — спросил Ковригин.

— Больше сам мучился, что живым не удалось взять, — буркнул Турин. — Однако засиделись мы с воспоминаниями. Абрам Зельманович вас в губкоме дожидается. Он уже оборудовал там местечко. Мейнца сейчас нет. Обратитесь к Распятову, чтоб найти старика.

Шика искать не пришлось, тот, полусогнувшись, маячил у чёрного входа в губком и покуривал папиросу, с удовольствием пуская колечки дыма.

— Чем же он так умаялся, что нас встречать вылез? — усмехнулся Ковригин.

— Боится, чтоб не потерялись, — в розыске Сунцов стал разговорчивей.

Ещё издали Шик замахал рукой.

— Чудаковатый старикан, — покачал головой Ковригин. — Ему лет сто? Чего его держат?

— Технарь он. Не понял?

— Что ж молодого не найти?

Сунцов пожал плечами:

— Молодой сакуре, чтобы зацвести, знаешь, сколько расти надо?

Уважительно поклонившись и пожав руки, Шик всё же спросил:

— От Василия Евлампиевича?

— А вы ещё кого-то дожидаетесь? — хмыкнул Ковригин.

— Пожалуйте за мной, господа хорошие, — развернулся старикан и, шаркая подошвами несуразно великоватых туфель, увлёк их в подвал, мимоходом заметив Ковригину: — Царской болезнью страдаю, молодой человек. Подагра, слыхали? При Николашке прицепилась зараза, пальцы ног в шишках и торчат во все стороны. Мучаюсь всю жизнь.

Ковригин только крякнул и больше живую реликвию царского сыска старался не только не разглядывать, а опасался на него дышать. Вёл их агент в кочегарку, занимавшую почти весь подвал губкома. Согнувшись, юркнул в маленькую дверцу и поманил к себе:

— Прошу в аппаратную.

— Ничего не пойму! — на ухо Сунцову шептал Ковригин, которому пришлось туго в узком проходе. — Какую сверхсекретную аппаратуру можно разместить в этой мышиной норе?

Втроём разместиться здесь было трудно, но Шик присел на табуретку, а им кивнул в угол, где оказалась удобная ниша, на полу которой виднелись остатки собачьей шкуры. Все стены и потолок обвивали чёрные провода, словно ядовитые змеи, к которым нельзя было прикасаться, о чём тут же остерёг хозяин, бодро объявив:

— Принимайте рабочее место, молодцы.

— И что же нам делать?

— А ничего. Главное — не заснуть, поэтому дежурить будете по очереди.

— Здесь и спать?! — дёрнулся от возмущения Ковригин, но тут же присел, так как голова его упёрлась в сплетение проводов на потолке. — Задохнёшься же?

— А я палочку вот приспособил, — Шик приоткрыл ею и тут же захлопнул форточку напротив себя. — Не пользуюсь. От двух лёгких одно осталось, берегу. А вам рекомендую, так как выходить отсюда без особой надобности нежелательно.

— Ну, попали! — горько охнул Ковригин. — Мне камера с Шушарой теперь раем кажется.

— Всё внимание на эту панель, — Шик ткнул перед собой пальцем, засветилась маленькая лампочка. — Товарищ Распятов? — спросил Шик и прильнул к панели.

— Кто это? Распятов у аппарата! — послышался из неизвестности далёкий голос.

— Это губрозыск, здравствуйте, — Шик улыбнулся неизвестно чему. — Извиняюсь, проверка.

— Вы бы лучше доклад искали, чем проверять, — раздражённо ответил голос и смолк.

— Этим и занимаемся, — согласился с ним Шик и повернулся. — Важного человека разрешено беспокоить только в исключительных случаях. — Ясно?

— А что делать-то? — не терпелось Ковригину.

— А ничего, — довольный собой, Шик чуть не подпрыгнул на табуретке. — Распятов, наверное, и нужный человек в губкоме, но он болтун. Вот, убедитесь сами, господа хорошие, — и сунул китайцу наушники.

— Он ругает нас! — вслушиваясь в разговор, поддакнул Сунцов. — Выставляет ослами какой-то дамочке.

— Секретарше, — махнул рукой Шик, — дам высокого ранга этот чиновник опасается. А эту, Сонечку, иногда щиплет за бока, но не более.

— И это всё, что удалось вам выяснить здесь за неделю? Хороши темпы! — Ковригин сплюнул с досады.

— Аппаратура пущена недавно, — обиделся старичок, поджав губы. — Заметьте, аналогов нет. К тому же здесь всё-таки губком! Всё остальное время ушло на монтаж, наладку…

— Извините…

— Я вас понимаю, — с грустной улыбкой продолжал Шик, — молодость всегда торопится, это естественно. Я сам когда-то…

Но досказать ему не дал Сунцов.

— Глядите! — сунулся он к панели, где заметался огонёк сигнала.

— Слушайте! — нажал кнопку Шик. — На вас же аппарат!

— Она разговаривает с женщиной, — прошептал Сунцов. — Называет её Стефанией.

— Это новая работница, — кивнул Шик. — На днях принята. Венокурова-младшая. И пользуется ужасной популярностью у всех.

Он повернулся к Ковригину, считая его за старшего, и доверительно пожаловался:

— Ей звонят мужчины со стороны. А ведь ещё товарищ Мейнц уверял меня, что в губкоме запрещены разговоры на посторонние темы.

— Бабы! — коротко рассудил Ковригин.

— Э, нет, — погрозил пальчиком Шик. — Я слушал те беседы, они наводят на странные мысли.

— Турина нашего обсуждают, — продолжая слушать, вытаращил глаза на Ковригина Сунцов. — Сонечка сообщила этой Стефании, что Василий Евлампиевич выезжает в Саратов!