— Да-да, Сонечка тоже хорошая болтушка, — закивал головой Шик. — Турин звонил товарищу Распятову, уведомил его о вызове в Саратов. Сказал, что пробудет там несколько дней. За себя оставляет Камытина.

— Чёрт возьми! — выругался Ковригин. — Это же тряпочный телефон! Секретную информацию обсуждают какие-то дамочки…

— Вот! А я что вам говорил! — тут же поддакнул Шик. — Это наводит на странные мысли.

— Подозрительные, я бы сказал! — рявкнул Ковригин.

— Тише, — оборвал их Сунцов. — Эта Стефания звонит теперь какой-то Катерине.

— Это её сестра, — подсказал Шик, — они часто перезваниваются. Катерина Венокурова — председатель женсовета.

— Шишка! — буркнул насмешливо Ковригин. — Но телефон установили не для этого.

— Она передала номер вагона, — прошептал Сунцов и, стащив наушники с головы, вытер вспотевший лоб.

— Чего? Какой ещё номер? — насторожился Ковригин. — Ты толком можешь объяснить?

— Что вам не ясно, молодой человек? — вмешался Шик. — Выпытав у беспечной секретарши, эта подлая женщина всё сообщила сестре.

— Каким вагоном Турин едет в Саратов?! — вскричал Ковригин.

— Ну конечно.

— И зачем это ей?

— Не иначе кто-то поедет следить за Туриным, — устал объяснять Шик, прикрыв глаза.

— Но зачем? Скажите мне, зачем, раз уж вы всё знаете наперёд!

— Я знаю одно: вам следует поспешить на вокзал, — совсем тихо сказал старичок. — Но упаси вас Бог предпринимать какие-то экстренные меры. Вы просто выясните, кто из знакомых сядет в один поезд с Василием Евлампиевичем… А после дадите ему знать.

— Венокурова?.. — рванувшись к дверям, обернулся Ковригин.

Но Шик только пожал плечами.

На перроне в Саратове Турина встретил сам Странников. Был он бледен, сильно взволнован и, увлекая начальника губрозыска к поджидавшему автомобилю, на ходу бросил:

— В гостиницу, где остановилась наша делегация, не поедем. Я тебя в ресторанчик здесь один… скромненький. Не возражаешь?

И предложил устроиться на заднем сиденье.

— Что произошло? — спросил Турин.

— Потом! Всё потом! — ответственный секретарь многозначительно кивнул на шофёра и схватился за голову.

Они домчались до места почти молча. Скорее из вежливости Странников лишь поинтересовался:

— Как доехали?

— Нормально, — Турин не сводил с него встревоженных глаз. — Заметили, как мелькнула на вокзале Венокурова Екатерина?..

— Екатерина?! — вскинулся Странников и до боли вцепился в руку Турина.

— Она, — осторожно попытался высвободиться тот. — Но в вагонах я её не заметил.

— Эта сука ещё та! — сжал губы секретарь. — И вас обвела вокруг пальца… Спряталась где-нибудь. Сюда она прикатила неслучайно. Вот что я скажу.

Турин смолчал, но реакция Странникова его поразила.

— Вы её плохо знаете, — он прикрыл рукой рот, — непременно отправилась прямиком в нашу гостиницу. Разнюхивать. Эта ведьма чует запах крови!

— Что вы говорите, Василий Петрович? — Турин старался сохранять спокойствие. — Что же всё-таки случилось?

— Убийство! — прижавшись к нему, зашептал на ухо Странников. — Или самоубийство! Впрочем, в этом, конечно, разберутся. Это не самое главное. Давайте помолчим, мне плохо.

— Может, остановимся? — рванулся к шофёру Турин.

— Что вы? Ни в коем случае… — оборвал его секретарь, а обернувшемуся шофёру махнул: — Гони, гони!

— Но кого? — не унимался Турин.

— Павлину мою удавили, — прошептал Странников, закрыл глаза и в изнеможении отвалился на спинку сиденья.

Больше он не проронил ни слова, как ни пытался его разговорить начальник губрозыска.

Ресторан оказался на отшибе. Старое двухэтажное здание, обшарпанные стены навивали брезгливость, но Турин решил, что сейчас им лучшего и не надо.

— Водки! — только вошли, приказал подскочившему официанту Странников. — И уголок потише. А ты отпусти водителя, — кивнул он Турину. — У приятеля машину попрошу. Доберёмся потом сами.

— Есть отдельный номерок, — ставя графин на стол, поклонился официант.

— Веди!

Турин шагал, замыкая процессию и приглядываясь к посетителям. Публики было мало, и ей было явно не до них.

Номер, под стать заведению, поражал дряхлостью и запущенностью, но диван и два кресла оказались вполне качественными и даже чистыми, соринки официант лихо смахнул, разлил из графинчика водку по рюмкам и удалился. Турин задержался у двери, прислушался к его затихающим шагам, прижал её плотней.

— Ты ничего такого не думай, — жадно выпил водки секретарь. — Я к убийству не причастен.

— А почему вы решили, что убийство? Сами вроде только что обмолвились о другом.

— Никто ничего не знает! — Странников потянулся опять к водке.

— Тем более…

— На допрос вызывают. Вот и трясёт всего. Ждал твоего приезда, как Бога! Не приучен, — он осклабился, — показания давать. А теперь вот придётся…

Он опрокинул следующую рюмку, упал в кресло и закрыл глаза.

— Успокойтесь, Василий Петрович, — выбирал место, куда бы примоститься, Турин. — Я прибыл, и вам нечего бояться.

— Давай помянем её! — вскочив, словно в лихорадке тот, схватил рюмку, она дрожала в его руке. — Павлинки больше нет… Кому понадобилась её жизнь?

Он опрокинул в себя водку, словно воду, не закусил, наполнил и выпил ещё, вливал в рот, торопясь утолить сжигавшую его жажду.

Турин наконец спохватился, удержал его руку.

— Достаточно. Вы спьянитесь.

— С утра крошки не проглотил, — повалился тот снова в кресло, закрывая глаза. — А следователь, наверное, думает, что это я её удавил… Он думает, что я и есть убийца, Василий Евлампиевич! Вот в чём дело…

— Почему вы так считаете?

— Почему?.. Потому что я был с ней! Потому, что видел её живой последним…

— Кто-нибудь может подтвердить?

Странников молчал, безумно вращая глазами.

— Вас видели вместе накануне?

— Не знаю! — вскочил на ноги секретарь и заметался по тесной комнате, натыкаясь на углы мебели. — Видели? А как же! Конечно, видели… Я же не человек-невидимка! Ну что уставились на меня? Я с ней спал! Жил здесь как с женой! В каком-то доме… Она сняла квартиру. Там и умерла моя Павлинка…

— Это ещё не доказательство, — дождавшись конца истерики, начал Турин как можно спокойнее, одновременно подыскивая место, чтобы всё-таки сесть; свою рюмку он так и поставил на стол.