– Да, возможно, – кивнул Никита, – Худо-бедно это могло бы прохилять, не назови анонимная свидетельница твои приметы, не опиши цвет рубашки… и вообще она сказала, что ты – это Гордецкий по имени Вадим.

Последний чуть не поперхнулся. Никита смотрел на него страшными глазами. Чего-то ждал. Вадим помалкивал. Знакомить (даже заочно) Никиту с некой медсестрой по имени Лизавета Павловна (он и фамилии ее не знал) хотелось меньше всего.

– Да ну тебя, – первым сдался Никита и смастерил нормальное человеческое лицо, – То, что ты не убивал, понятно ежу и даже следствию. Но история, в которую ты попал, воняет, как экзотический дуриан. Такая масса трупов…

– Так почему меня тут держат? – взвился Вадим.

– По кочану, – отрубил Никита, – Постараюсь окончательно решить твой вопрос, но от сложной беседы на Коммунистической тебе не отвертеться. И какие выводы сделают ТАМ – известно только дьяволу. Готовься. И учти, в отличие от ментов, они работники творческие, обожают трудиться по ночам и славятся изощренностью в задумках.

– Госбез… – уныло вымолвил Вадим.

– Звучит как ГАЗМЯС, – хмыкнул Никита, – Но смешного мало. Менты народ простодушный, врежут по почкам – и никакого на тебя зла. А с этими – не забалуешь…

– И что посоветуешь?

Никита зачем-то посмотрел по сторонам, придвинулся поближе и глухо зашептал:

– Не верю в мистику и сверхъестественные силы, но раз уж пошла такая пьянка… Кто, кроме нас с тобой, знает про сорок пятый год, про злополучное местечко под Берлином, про якобы продажу души Дьяволу?

– Никто, – зашептал Вадим, – Знал Комиссаров, но он сейчас далеко…

– Вот и мы там окажемся, если станем болтать, – уверил Никита, – Так что сообщай комитетчикам чистую правду, кроме… этого самого.

– Я знаю, – вздохнул Вадим, – А ты меня точно отсюда вытащишь?

– Нет, примерно, – Никита посмотрел на часы и поднялся.

– Как котята? – вспомнил Вадим.

– А ты знаешь, живые, – оживился приятель, – Степанида обещалась утопить вчера вечером, пришла раньше меня… и в лифте застряла. Два часа вызывала дух лифтера, в это время пришла слегка сдвинутая тетушка с последнего этажа – у нее в квартире двадцать две кошки – и утащила к себе коробку…

Его подняли посреди ночи, двое охранников вывели из камеры – и слава Богу, он уже замерзал, просыпался каждые пять минут, маялся. Загрузили в черную машину, повезли. Куда везли, история умалчивает, в отсеке для «избранных» окон не было. Выгрузили в закрытом дворе (это мог быть и центр города), втолкнули в здание, повели запутанными коридорами. Призрак «Старшего брата» источался стенами, нещадно гнобил, пилил затылок. Помещение, куда его доставили, имело цивилизованный вид, но отдавало чем-то похоронным. Благородно полированный стол, лампа с красноватым отливом, стулья венской формы, шкафы, телевизор LCD с плоским DVD, окна наглухо задернуты тяжелыми портьерами.

– Располагайтесь, к вам придут, – поставил в известность человек в штатском, втолкнул его в комнату и запер дверь.

Вадим сидел за столом, тупо разглядывал хрустальную пепельницу, элегантный комбинированный пульт от видеосистемы. Старший брат довлел над душой, морально убивал, играл на нервах. Он терпел. Пусть следит. Брат, какой никакой. Через четверть часа нервозность усилилась, он вертелся, как на иголках, схватил зачем-то пульт, пытался включить систему, хотя и понимал, что по головке за это не погладят. Телевизор не включался, не хотел. Он со злостью оттолкнул от себя пульт, закрыл глаза. Через полчаса в голове трещала печка, руки не находили себе места, плясали по столу. Он начал что-то наигрывать, представляя клавиши пианино. Замычал под нос. В последующие пятнадцать минут нервы рвались, как перетянутые струны. Сдвигались полушария. Он встал, проделал несколько шагов, в страхе вернулся, будто бы окрестности стула были единственным не заминированным местом… Через час он готов был биться головой об стол, уже собрался вскочить, чтобы подбежать к двери, начать колотиться в нее…

– Простите, что заставили вас ждать, – прозвучал вкрадчивый голос. Он не слышал, как открылась дверь. Однако появился невысокий человек в неплохом костюме, обошел вокруг стола, сел напротив. Худое скуластое лицо, короткие седые волосы. Появился второй – повыше, плечистее, брюнет, массивный нос с широкими крыльями, глубокие носогубные морщины делали его старше, чем он был. В лицо намертво въелась печать человека, до могилы преданного «комитету», живущего исключительно его интересами и нуждами.

– Доброй ночи, Вадим Сергеевич, – негромко и, в принципе, беззлобно поздоровался первый, – Полковник Баев Игорь Николаевич.

– Знаю, – буркнул Вадим, усмиряя мелкую моторику пальцев.

– Знаете? – полковник ФСБ ничем не выразил своего удивления. Просто спросил.

– Несколько дней назад вы навещали Марию Белоярскую в ее доме на улице Приморской. Я прятался в соседней комнате и слышал ваш разговор. Надеюсь, дело не подсудное?

– А ведь был сигнал в голове, – почти по-человечески усмехнулся полковник, – Не поверите, Вадим Сергеевич, испытал неприятное чувство, что в соседней комнате кто-то есть. Но угроза от вас не исходила, поэтому меры не принимались. Зачем нервировать безутешную родственницу покойного? Вы верите в интуицию?

– Как скажете, – пожал плечами Вадим, – Могу поверить даже в переселение душ.

– Майор Одиноков, – бесцветно представился второй чекист, – Мы ни в чем не собираемся вас убеждать, Вадим Сергеевич. Это ВАМ предстоит убедить нас.

Как-то странно, но с появлением этих двух он начал потихоньку успокаиваться. Самое страшное – ожидание. Конечности уже не тряслись, уцелевшие нервы теряли натяжение, он мог спокойно говорить и осмысливать услышанное. Не приглянулся ему майор Одиноков. Не холеным видом (он плевал на его вид), не брезгливостью по отношению к «интервьюируемому», не въевшейся печатью, чем-то другим…

– Не понравились вы, Альберт Николаевич, нашему другу, – проницательно заметил полковник и покосился на майора. Последний покосился на полковника. Еще одна странность – эти двое существовали как бы порознь, хотя и делали общую работу. О полковнике он не мог ничего сказать. Но и о майоре он не мог ничего сказать…

– Давайте приступим, – предложил полковник, раскрыв папку, с которой пришел. Пролистал несколько бумажек, – Мы ознакомились с материалами дела, любезно предоставленными милицией…

– Вы считаете, что это я убил Марию Белоярскую?

– Субботину, – поправил майор, – Мария Викторовна носила фамилию мужа, с которым год назад развелась. Не надо делать вид, будто вы этого не знали.

– Не знал, – вновь оробел Вадим, – А это… так принципиально?

– Мы не будем говорить о смерти Марии Викторовны, – досадливо поморщился Баев, – Хотя, по нашему глубокому убеждению, вам незачем было ее убивать. Но милиция разберется (губы Одинокова при этих словах исказила саркастическая гримаса), – Органы государственной безопасности интересуют обстоятельства смерти Урбановича и Белоярского.