Но она ошиблась. Френсис привлек ее к себе и вновь поцеловал, на этот раз страстно и требовательно. Она почувствовала, как его язык раздвигает ее губы, как ладони скользят по ягодицам, он прижал ее к себе, тесня и сторону кровати. Несмотря на твердое намерение не реагировать на его действия, Морган попыталась сопротивляться. Он опрокинул ее на спину, навалившись сверху, его язык по-хозяйски ощупывал все уголки ее рта, руки потянулись к завязкам блузы.

– Кто придумал эти идиотские шнурки? – прорычал он, но в голосе слышался смех.

Он неловко одной рукой распутывал тесемки, в то время как другая ласкала ее пышные волосы. Морган подумала, не возобновить ли борьбу. Но в этот момент он развязал, наконец, ее одежды и обнажил грудь, затем осторожно захватил пальцами сосок и нежно сжал его.

– С кем ты борешься, Морган? – с усмешкой спросил он. – Со мной – или с собой?

Она промолчала. Он целовал ее еще и еще, в то время как его пальцы продолжали ласкать розовые твердые бутоны, которые уже почти пылали. Затем он приник губами к одной груди, добавляя новых ощущений, а руки потянулись вниз, освобождая ее от многочисленных юбок. На этот раз он не стал разрывать ее белье, а просто стянул его вниз, на бедра.

– Френсис…

Это был скорее стон, чем вопль протеста. Он полностью раздел ее и, оставив грудь, коснулся губами треугольника пушистых волос между бедер. Невыносимое желание заполнить пустоту внутри тела овладело Морган. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она притянула голову Френсиса ближе, теснее прижимая к самому сокровенному уголку ее естества.

– Боже… – задохнулась она, когда его язык осторожно раздвинул нежную плоть. Она изогнулась дугой от невыносимого наслаждения, пальцы судорожно вцепились в Френсиса.

– Я ведь говорил тебе… ты рождена для наслаждения, для самых разнообразных удовольствий.

– Ты негодяй, – прошептала она, с легким смущением наблюдая, как он раздевается. И, хотя она вздрогнула, заметив его твердый, гордо вздымающийся мужской жезл, не могла удержаться и прикоснулась к нему. Потом вопросительно посмотрела на Френсиса.

– Да, малышка, делай то, что тебе хочется. Но главное должен сделать я сам.

К изумлению Морган, он наклонился и поцеловал кончики ее пальцев, которые ласкали его. Настал ее черед улыбаться. Впервые за долгое время ей захотелось рассмеяться. Пальцы ее жадно двигались по его жезлу, и, когда Френсис опустился рядом на колени, она страстно прижала его к груди.

Он ласкал ее бедра, грудь, наконец Морган слегка отодвинулась, чтобы ему было удобнее. Они перекатывались по скрипучей кровати, не разжимая объятий, стонали, вскрикивали, вздрагивали от наслаждения. Затем оба содрогнулись в последнем освобождающем взрыве страсти – и лежали, обнимая друг друга, насытившиеся и утомленные.

Френсис заговорил первым, нежно покачивая Морган в колыбели своих рук:

– Когда-нибудь ты будешь великолепна в постели. Какая жалость, что все это достанется Джеймсу.

Морган взглянула на него:

– По твоим словам, Джеймс – довольно унылое создание. Неужели между вами нет ничего общего, кроме цвета волос?

– Мы оба любим ездить верхом, – поразмыслив, ответил Френсис и вдруг расхохотался. – О, Морган, я вовсе не хотел дискредитировать Джеймса, Просто мы очень разные.

– Наверное, это должно утешить меня, – сказала Морган. – Не думаю, что меня устроил бы муж, волочащийся за каждой юбкой.

Френсис криво ухмыльнулся:

– Ты кое-чего не понимаешь, Морган. Да тебе и не положено. Вполне достаточно, что Люси не только понимает, но и любит меня. Таким, каков я есть.

– Она, должно быть, святая, – фыркнула Морган и, заметив явное огорчение и досаду в глазах Френсиса, погладила его по щеке. – Прости, Френсис, я просто смущена. Не понимаю сама себя.

– Да, я знаю. – Он вздохнул и чуть крепче прижал ее к себе. – Но изучение и познание себя – одна из сторон жизни. Проблема состоит в том, что порой мы проживаем ее, так и не разобравшись в главном.

Морган не нашлась, что ответить на это неожиданно мудрое и глубокое замечание. Она очень устала, не только от путешествия, посещения собора, но и от эмоционального потрясения, вызванного тем, что она отдалась Френсису без всякого сопротивления. Позволила ему заниматься с ней любовью. Морган прикрыла глаза и, опустив голову ему на грудь, слушала мерный стук его сердца и спокойное дыхание. Сказать, что они с Френсисом «занимались любовью», было бы не совсем верно. Их встречи скорее напоминали то, что происходило между Бесс и близнецами Мадденами, эдакое животное совокупление без привязанности и обязательств. Ни о какой любви тут не могло быть и речи: Френсис ей даже не нравился. Порой она ненавидела его. Но почему же ей так хорошо с ним в постели? Да, она вынуждена признать, что это настоящее наслаждение, по крайней мере, пока он не обращается с ней как со шлюхой. Возможно, это естественно для мужчины. В таком случае с Джеймсом ей будет так же хорошо, и, может быть, их брак окажется не столь ужасным. Бабушка Изабо говорила Морган, что можно встретить свою любовь и не сразу ее узнать. Морган была уверена, что любит Шона, хотя тот никогда не испытывал к ней такого неудержимого физического влечения. Ричард Гриффин явно испытывал, но его-то она точно не любила. Он был очарователен, симпатичен, опытен в обращении с женщинами, но если бы ей никогда больше не довелось увидеться с Ричардом – особенно после его поведения на берегу реки, – Морган нисколько не огорчилась бы.

Морган приникла к Френсису и начала погружаться в дремоту. Но Френсис еще не спал.

– В Белфорде мы должны будем вести себя очень осторожно, – тихо сказал он. – Это не так легко, как тебе кажется.

Морган хотела спросить почему, но вдруг поняла, что не хочет этого знать, и сказала:

– Разумеется. – И тут же провалилась в глубокий сон без сновидений.

По пути в Ньюкасл на следующий день Морган и Френсис были молчаливы. Ужинали каждый в своей комнате, пожелав друг другу спокойной ночи.

С самого утра в последний день путешествия невероятное уныние охватило Морган. Так далеко от Фокс-Холла, так далеко от придворной суеты, веснушчатое лицо Шона почти стерлось из памяти! Неужто его уже нет в живых, а сама она скоро выйдет замуж? Все казалось нереальным, а непривычные пейзажи вокруг лишь усугубляли это ощущение. Вересковые пустоши, дюны вместо привычных зеленых полей ее родных мест; в этих пустынных краях если и можно было кого-нибудь изредка встретить, так это пастухов.

Вдалеке показалось море. Интересно, Белфорд выглядит так же мрачно? Она почти ничего не знала об этих краях, кроме того, что здесь постоянно происходят стычки между англичанами и шотландцами. Это были дикие земли, столь же чужие, как Китай или Перу. Неудивительно, что здешних жителей считали дикарями, столь же необузданными, как Френсис Синклер. Впрочем, Френсис порой казался ленивым, спокойным, а иногда даже добрым. Что же касается Джеймса, тот наверняка был предельно сдержан.