Откуда у него фотографии?

Вопросы. Так много вопросов. Биение сердца, жалкие всхлипы, скрежет зубов, пульсация крови в висках. Ни одного ответа.

В клубе, где я заснята очень удачно во время поцелуя с Миком. Выглядит очень горячо и искренне, но в тот момент так и было. Я отчаянно пыталась забыться. И не думала ни о чем.

Вот мы с Миком, держась за руки, заходим в его дом. Вот утром я выхожу в мешковатой одежде Джос, которую нашла в одной из спален Мика. На каждой фотографии внизу проставлены даты. Вот мы заходим в клинику. Да, черт побери, все выглядит так, как выгодно было преподнести тому, кто подсунул Джейсону снимки. Но от серии следующих фотографий меня бросает в дрожь. Я с раздвинутыми ногами у стены и Роб, прижимающийся ко мне с недвусмысленными намерениями, и его рука в моих трусах, но хуже всего выражение моего лица… Боже, я сама бы себя убила за это. Мне так стыдно. Фотографии с Робом ужасного качества, потому что явно изъяты с камер внутреннего наблюдения, которые находятся в каждом доме для соблюдения безопасности, а не слежения за постояльцами. Кто-то заплатил немалые деньги за доступ к записям с камер наблюдения. Кто-то, кто знал, что мы с Робертом вошли вместе. Кто-то, кто следил за мной. Круглосуточно, повсеместно. Если Джейсон сам организовал наблюдение, то знал бы, чем на самом деле закончились все эти похождения и тогда все происходящее сейчас потеряло бы смысл. Значит, слежку заказал кто-то другой. Цель? Уничтожение меня, полное и безвозвратное.

Вспоминая налитые кровью, слезами и яростью глаза Джейсона, обвиняющего меня в убийстве его ребенка, я понимаю, что не смогу ничего доказать. Он все для себя решил. Я еще раз прошлась глазами по развешанным по стенам снимкам. Джейсон хочет, чтобы я знала, за что… И я почти готова просить прощения за то, чего не делала. Резко гаснет свет. Но я не реагирую. Мои глаза в изнеможении закрываются. И я отключаюсь на какое-то время.

Очнувшись, я безумно хочу в туалет. Пытаюсь ползти, передвигаясь на заднице, помогая себе ногами. Насколько хватит веревки? И почему я почти смирилась с ее наличием?

Когда снова вспыхивает свет и открывается дверь, а потом с грохотом хлопает, я почти рада возвращению своего мучителя. Он одет в черные джинсы и… все. Я сжимаюсь под абсолютно бездушным, отсутствующим взглядом, лишенным каких-либо эмоций. Я замечаю в его руке бутылку с водой. Он откручивает крышку и без слов резко подносит к моим пересохшим губам, я отрицательно качаю головой, кивая в сторону унитаза. Я, при всем желании, не могу сказать ни слова. Но он понимает. И снова, словно бесчувственный робот, проходит к железному крюку, отматывая веревку настолько, чтобы я могла подползти до нужного мне места. Я боялась, что он потащит меня сам, как собаку на привязи и будет стоять рядом, пока справляю нужду, наслаждаясь моим унижением. Но он ничем не наслаждался. Его здесь не было. То, что я видела, не было Джейсоном.

Он опустился на пол, вытягивая перед собой ноги. Запрокинул голову, прикрывая глаза, как от усталости. И не шевелился почти целый час. И я тоже старалась не шевелиться, несмотря на острое чувство жажды, которую я не могла утолить из-за связанных рук. Я попыталась открыть бутылку зубами, которая была брошена там, где Джейс ее поставил, но безуспешно. И я просто смотрела на нее, мучая себя еще больше.

Джейс пришел в себя внезапно, я почувствовала, как он «включился». Мое тело покрылось мурашками, ускорилось сердцебиение, ладони мгновенно вспотели. Я уставилась на него, как пресловутый обреченный кролик на удава, наблюдая, как оживает его лицо. Джейсон открыл глаза, бегло оглядываясь вокруг себя. Когда его взгляд застыл на мне, сидящей на заднице возле закрытой бутылки, он яростно сжал челюсти и дернув за веревку, грубо потянул к себе. Резко и больно, я не имела возможности взяться за свой ошейник, чтобы хоть как-то, пальцами, уберечь кожу от болезненного трения. Я снова захрипела, пытаясь ползти, чтобы не было так дико больно, и он ненадолго ослабил хватку. Он наблюдал за моими неуклюжими попытками передвижения без тени сочувствия или жалости. Полное равнодушие. Намотав свободную веревку обратно на крюк, Джейсон встал и прошел до того места, где валялась бутылка, наклонился, чтобы поднять ее, глядя на меня. В последний момент что-то изменилось в выражении его лица. Он внезапно улыбнулся, пугающе и дико. Открыл бутылку и вылил все содержимое на пол.

Я не могла поверить, что Джейс действительно это сделал. Специально. Зная, что теперь я не смогу добраться даже до разлитой лужи, чтобы лакать, как собака. Я опустила голову, не позволяя рыданиям вырваться из груди. К черту. Что бы он не задумал, моя скорая смерть не входит в его планы. Поэтому, рано или поздно, он даст мне воды. А я подожду.

– Ты не хочешь говорить? – голос Джейн выдернул меня из жутких воспоминаний. Тоненькие прозрачные волоски на покрытых мурашками руках встали дыбом, кровь отлила от лица. Док только что спасла меня от очередного приступа паники.

– Компромат был, Джейн, – едва ворочая языком, ответила я, схватившись за стакан воды и делая большой глоток. Воспоминания вызвали фантомное чувство жажды, но вот боль… боль была настоящей. – Наверное, если бы я увидела такое, то тоже не поверила мне, – продолжила я, облизывая губы. – Но ведь дело даже не в этом. Правда? Не в оправданиях, которые я ищу ему.

– Да, не в этом, Александра, – согласилась Джейн.

– Ты спрашивала меня, полиция спрашивала, как именно он бил меня и имело ли место сексуальное насилие… – запинаясь, начала я, сжимая в пальцах полупустой стакан.

– И ты отказывалась говорить, – кивнула Джейн.

– Я не знала, как объяснить то, что произошло. За пять дней Джейсон не сказал мне ни слова. Он дотронулся до меня один раз… Когда снимал веревку с моей шеи… За час до приезда полиции. И заговорил тогда же. О смерти. Нашей с ним.

– Но твои синяки, сломанные пальцы, ребра.

– Я сама это сделала, Джейн.

– Я тебе не верю, – категорично ответила док.

– Я хотела, чтобы он сделал хоть что-то! Хотя бы одно слово или взгляд. Хотя бы один жест, чтобы я поняла, что он все еще здесь. Я билась об стены, валялась по полу, кричала. Я плакала, умоляла его поговорить со мной, я просила прощения за то, чего не совершала, говорила правду и клялась в каждом произнесенном слове. Я пела песни, смеялась, выла, танцевала. Я сошла с ума, Джейн. Я ползала на коленях, умоляя его дотронуться до меня. Но он не видел меня. Понимаешь? Теперь я знаю, где он был все это время. Он был там… в подвале на заброшенной ферме. Маленький шестилетний мальчик, которого бросила на улице сумасшедшая мать. Почему? Почему это произошло с нами, Джейн?

Джейн Кларк перевала дыхание, нервно постучав рукой по поверхности стола. Она была обескуражена. Впервые я увидела сомнение и неуверенность на ее лице.

– Все эти дни Джейсон не выходил из комнаты, – продолжала я. – Мы были заточены с ним. Оба. Мне удалось кое-как снова удлинить веревку, и я умудрялась открывать головой воду в душевой кабинке. Проблема была еще и в том, что Джейсон не пил, и мне приходилось вливать воду в его губы из своих, когда он спал или просто находился в промежуточном состоянии—прострации. Джейсон почти не вставал. Или лежал, скрючившись на полу, или ходил по нашей камере с отсутствующим взглядом, словно раненое животное. Взад-вперед, пугая меня до потери сознания. Ты знаешь, как это страшно? Оказаться запертой в одной камере с безумцем, вынужденной смотреть на его отражение в десятках зеркал и на свое собственное? Но чаще всего он просто лежал с открытыми глазами, глядя в другой мир, который я не могла увидеть при всем желании. Он потерял ко мне всяческий интерес, не видел меня, и поэтому я пыталась привлечь к себе внимание самыми дикими способами, которые озвучила ранее. Я хотела, чтобы он очнулся и выпустил нас… Или убил. На пятый день я не хотела уже ничего. Я просто сидела рядом, положив голову ему на колени, наблюдая за его лицом, мысленно прощаясь. Я не чувствовала ни боли, ни страха. Полное бессилие. Мы оба умирали там, и, знаешь, когда я смирилась… то стало легче и проще. Я ждала, слушала его дыхание и сердцебиение, смотрела в пустые глаза и боялась только одного… что он будет первым. Даже осознавая или не осознавая ужас происходящего, виновником которого был именно Джейс, самым большим страхом к исходу пятых суток для меня была его смерть. Если бы я осталась там одна, наедине с его телом… И даже, если бы меня спасли… Не думаю, что я разговаривала бы сейчас с тобой. Джейсон очнулся внезапно. Он просто стал дышать иначе, сердце забилось сильнее. Подняв голову, я встретила его взгляд, полный ужаса. Дикого, неподвластного пониманию ужаса… Все мое тело охватил озноб, и я тряслась, стуча зубами, пока он развязывал мои руки и веревку на шее, проводя пальцами по кровавым рубцам, которые никогда до конца не заживут. Он сгреб меня, прижимая к себе… – я замолчала, чувствуя, как спазмы сжимают грудь. Я не могла продолжить. Это было слишком личное. Нечто, принадлежащее только нам двоим. Мне и Джейсу. Кто бы что ни говорил, но в тот момент мы действительно были единым целым. Я на мгновение слилась с ним, почувствовала боль его души и обожглась так сильно… Этот ожог останется со мной навсегда. В моем сердце. Это не передать словами и никому не понять. Даже Джейн.