Эмили повернулась к ней.

– Как-то… странно все это. На прошлой неделе родители меня ненавидели. Теперь я им нравлюсь. Они пытаются расположить меня к себе, сюрприз мне устроили, позвав тебя на ужин, а потом вообще пригласили тебя на Внешние отмели.

Майя нахмурилась.

– Это что, плохо?

– Да, – выпалила Эмили. – Или нет. Нет, конечно.

Все шло не так. Кашлянув, она встретила в зеркале взгляд Майи.

– Майя, какой конфетой ты хотела бы быть, если б могла ею стать?

Майя коснулась края позолоченной коробки с салфетками, которая стояла на столешнице возле раковины.

– М-м?

– Ну, например… «Майк энд Айк»? «Лаффитаффи»? Батончиком «Сникерс»? Какой?

Майя внимательно посмотрела на нее.

– Ты что, пьяная?

Эмили разглядывала Майю в зеркале. Ее кожа медового оттенка будто излучала тепло; на губах сиял блеск с ароматом бойзеновой ягоды. Эмили влюбилась в Майю с первого взгляда; родители старались всячески выражать ей свою благосклонность. Так в чем проблема? Почему, пытаясь думать о том, как целуется с Майей, Эмили вместо нее представляла Тристу?

Майя прислонилась к столешнице.

– Эмили, мне кажется, я понимаю, в чем дело.

Стараясь не покраснеть, Эмили быстро глянула на нее.

– Нет, вряд ли.

Взгляд Майи смягчился.

– Это из-за твоей подруги Ханны? Из-за того, что с ней случилось? Ты ведь там была? Говорят, человек, сбивший Ханну, до этого следил за ней.

Парусиновая сумочка Banana Republic выскользнула из рук Эмили и со стуком упала на кафельный пол.

– Где ты это слышала? – прошептала она.

Майя отшатнулась в испуге.

– Я… не знаю. Не помню. – Озадаченная, она искоса поглядывала на Эмили. – Не замыкайся в себе, Эм. У нас ведь с тобой не должно быть секретов друг от друга, правда?

Из динамиков лилась ария Гершвина[87]. Эмили вспомнила послание «Э», полученное на минувшей неделе, когда она и три ее подруги встречались с офицером полиции Вилденом: «Скажешь обо мне хоть КОМУ-НИБУДЬ, пожалеешь». Прозвучало три долгих музыкальных такта, прежде чем она прошептала:

– Никто за Ханной не следил. Это был несчастный случай. И точка.

Майя провела ладонями по краю керамической раковины.

– Пожалуй, я вернусь за стол. Жду… жду тебя там.

Она медленно попятилась к выходу. Эмили услышала, как захлопнулась дверь туалета. Арию Гершвина сменила мелодия из «Аиды»[88]. Эмили села перед зеркалом, положив сумочку на колени. «Никто ничего не говорил, – убеждала она себя. – Никто не знает, кроме нас. И никто не скажет «Э»».

Неожиданно она заметила в своей раскрытой сумочке сложенную записку. На верхней стороне надпись, сделанная круглыми розовыми буквами, гласила: «ЭМИЛИ». Она развернула листок. Это был бланк заявления на вступление в общество РДЛИГ – «Родители и друзья лесбиянок и гомосексуалистов». Кто-то уже внес анкетные данные родителей Эмили. Внизу стояла приписка знакомым заостренным почерком:

Дверь все еще раскачивалась после ухода Майи. Эмили смотрела на записку, руки у нее дрожали. Внезапно в нос ей ударил знакомый запах. Похожий… Нахмурившись, Эмили принюхалась. Поднесла записку «Э» прямо к носу. Вдохнула. И внутри у нее все окаменело. Этот запах она узнала бы всюду. Соблазнительный аромат банановой жвачки Майи.

В четверг вечером, после ужина в дорогом манхэттенском стейк-хаусе «Смит и Волленски», куда часто захаживал ее отец, Спенсер шла за своей семьей по застеленному серым ковром коридору отеля W. На стенах висели глянцевые фотографии Энни Лейбовиц[89], в воздухе витали ароматы ванили и свежих полотенец.

Мама Спенсер с кем-то беседовала по мобильному телефону.

– Нет, она обязательно победит, – тихо сказала миссис Хастингс. – Давай сразу закажем? – Она на время умолкла, видимо, ее собеседник сообщал ей что-то важное. – Прекрасно. Завтра поговорим.

Она захлопнула телефон.

Спенсер поправила лацкан сизого цвета пиджака Armani Exchange[90] – настраиваясь на победу в серьезном интеллектуальном конкурсе, на ужин она надела деловой костюм. Интересно, подумала Спенсер, с кем это говорила ее мама? Наверное, планировала нечто потрясающее для Спенсер, если она завоюет «Золотую Орхидею». Сказочное путешествие? Посещение «Барниз»[91] в сопровождении персонального консультанта? Встречу с другом семьи, сотрудником «Нью-Йорк таймс»? Спенсер просила родителей, чтобы они отпустили ее на лето поработать стажером в «Таймс», но те не позволили.

– Нервничаешь, Спенсер?

У нее за спиной появились Мелисса с Йеном, тащившие за собой одинаковые клетчатые чемоданы. К сожалению, мама настояла на том, чтобы Мелисса тоже приехала на собеседование – в качестве моральной поддержки, а Мелисса взяла с собой Йена. Мелисса протянула ей маленькую бутылочку с этикеткой «МАРТИНИ С СОБОЙ!»

– Хочешь такую? Я могла бы достать для тебя, если нужно успокоить нервы.

– Я спокойна, – огрызнулась Спенсер.

В присутствии сестры у нее возникало ощущение, что под бюстгальтером Malizia, который был на ней, ползают тараканы. Стоило Спенсер закрыть глаза, она видела испуг на лице Мелиссы, когда Вилден спросил, где находились она и Йен в вечер исчезновения Эли, слышала ее голос, заявлявший: «Убить может только очень особенный человек, а ты не особенная».