Что‑то неуютно я стал чувствовать себя после того, как ротного замели. То один из нашей «былой» компании к особистам загремел, то другого бесследно конвоировали в особый отдел. Скоро и мой черёд на распыл настанет. Тут любой поймёт… Тем более я последний остался. Пора драпануть к германцу. Иначе загребут и меня под белы рученьки товарищи особисты. Как пить дать загребут. Хрен его знает, этого стукача–курвеныша, что он «там» про меня наплёл. А наплёл – это уже точно.

Послали как‑то меня вместе с одним «чебуреком» в секрет на нейтралку. Ночью. Вот он – мой шанс! Больше такой везухи может и не быть. Или фрицы что‑то учуяли, или так… Но давай нас минами обкладывать. Лупанули так лупанули! «Чебурек» с перепугу деру дал назад, к окопам. А у фрицев каждый метр пристрелян. Не думаю, что он благополучно добежал. Вряд ли.

А я так смены и не дождался. Наши, наверное, решили, что меня и в живых‑то, поди, уже нет. А что с мертвяком валандаться? Себе дороже… Ползай ночью по нейтралке. Чего доброго на своё минное поле напорешься.

Чуть забрезжило, я ползком по нейтралке и прошмыгнул к немцам. Благо один из немногих знал (ещё от ротного) проход в минных полях. Страху натерпелся, мама дорогая. Фрицы по мне такую пальбу устроили – белый свет в копеечку! Думал, в живых уже не останусь. И назад уже пути нет. Отрезал я своё прошлое на этой нейтралке. Навсегда.

…Конечно, вы меня в расход пустите, герр комендант. Немчурой и фрицами вас называл. Проклятий немало на вашу голову посылал. Что верно, то верно… Но вы же сами просили, чтобы я откровенно признался, почему к вам перебежал. Нужда заставила. В расход, значит? … А мне все едино: что свои загребут и укокошат, что вы к стенке поставите, так что кончайте… Одно верно – предатель, он и есть предатель. Какое ему прощенье…

Ну а тебя, сволочуга, старшина–стукачок, я и на том свете отыщу. Свидимся. Покедова, пока!..

…Показания бывшего колхозника, дезертировавшего в первые дни войны из Кр асной Армии, герр адмирал, проливают свет на так называемую загадочную славянскую душу. И так… (Показания его датируются приблизительно теми же днями, что и остальных пребежчиков.)

…Вечером через нашу деревню прошёл взвод красноармейцев. Раненых у них было много… Как водится, Сычиха их приветила. Она, к слову сказать, всех привечала со своим стариком, кто через нашу деревню проходил. Да и дом их стоит на повороте дороги, на взгорке, так что никак его не минуешь. Командир отступавших, лейтенант, мальчишка совсем ещё зелёный, попросил сохранить, припрятать, значит, знамёна – дивизионное и полковое. Подальше от деревни, значит, они отойдут и дадут последний бой гадам. А знамёна надо сохранить во‑что бы то ни стало.

…Я извиняюсь, герр комендант, это так тот мальчишка–лейтенант выразился. Разрешите сигарету? Благодарствую премного, герр комендант.

…Немцы, говорит, по пятам идут, а им с ранеными не оторваться от преследования никак. Выручай, отец! Это он, значится, так к мужу Сычихи обратился. Соседка моя, к которой тот лейтенант сперва обратился, к Сычихе‑то его и направила…

Баба она тёртая, до войны в сельпо заведовала. Ушлая, одним словом, баба. Сообразила, чем дело пахнет. И отказать не отказала и направила по назначению. Сычиха, что, у неё пять сыновей в Красной Армии, и домину им колхоз за год до войны отгрохал: любо–дорого посмотреть. Не то что наша кособокая изба. Хоромы…

— Есть, не отвлекаться от сути, герр комендант. Так я это… того… – самую суть и излагаю. Есть, герр комендант…

В общем, слышала соседка моя тот разговор про знамёна. Потом, опосля, когда немцы вошли, то есть ваши, герр комендант, она, как бы невзначай, и проболталась мне. Почему именно мне? Да кто его знает. Доверие ей, наверное, внушаю.

Вот той же ночью, по всей видимости, и исчез старик Сычёв. Дело ясное, как тут не догадаться, – в лес подался… Там, поговаривали, председатель колхоза и наш местный участковый уже и партизанский отряд сколотили. Они всегда в друзьях ходили… А Сычиха со стариком своим всегда у них доверием пользовались особым. Все они одна шайка–лейка.

— Разрешите ещё сигарету, герр комендант? («Ну, хватит так хватит, зажилил, падла, говна ему своего фрицевского жалко… Ладно, наше дело – сторона»).

Только, как немцы вступили в село, я все и рассказал их начальнику: и про знамёна, и про странный отряд с собаками. Старика Сычёва к тому времени и след простыл – ищи–свищи ветра в поле… Все как есть рассказал, без утайки.

Ну, немцы («ваши то есть, герр комендант») Сычиху‑то быстро за шкирку прихватили. А ну, сознавайся, старуха, где знамёна? Не молчи, хуже будет… Да кого там… Все ведьме проклятой нипочём. Сколько ни били её, ни пытали, так и не призналась зловредная старуха, куда они сховали те знамёна. Солдаты весь дом и сарай вверх дном перерыли. Только все это были напрасные хлопоты. Как испарились!

Да не испарились никуда они. Уволок их, наверное, старый леший той же ночью к партизанам.

— В лесу они, герр комендант, в лесу… По всей видимости, там. И старик Сычёв там.

…Хоть и уверяла Сычиха, божилась, что старик подался вместе с красноармейцами, да только кто же ей поверит.

Что касается странного отряда…

Перед рассветом, когда лейтенант увёл свой взвод, всю деревню нашу разбудил небывалый грохот. По всей видимости, бой шёл за лесом у шоссе. Или взрывыали что… Да только кто его знает? Но грохот был частый и жуткий. Потом в одночасье все затихло. Тогда‑то вскорости и появился этот странный отряд…

— Есть, герр комендант, как можно более подробно с этого места.

…Лай они подняли на всю округу. Наши деревенские псы разошлись, не унять ничем. Отряд‑то этот, странный, с собаками был… Но собаки у них вышколенные, с полуслова все команды исполняют. Особо ретивых наших деревенских шавок, что махом через ограду и на них бросились, ну на их овчарок, они тут же молча пристрелили на ходу.

Шёл этот отряд организованно, хоть и с собаками, в темпе марш–броска. Все одеты в масхалаты, но на разведку не похожи. Собаки… На них подсумки брезентовые. На каждой. Что ещё? Не припомню я, да и час ранний был, не разглядеть. Я‑то вышел, гляжу, мой кобелина валяется у калитки в луже крови. Пристрелили, значит… Я его всегда на ночь во дворе с цепи спускаю. Всполошилась, одним словом, деревня. Ах, да, чуть не забыл… Все бойцы в отряде том как на подбор. Молодые. Примерно все одного возраста. И выправка, и манеры, ну, в общем, не простые это солдаты. Кто такие – поди разберись… Ещё пристрелят, не раздумывая, как моего пса. Что у них на уме – догадайся…

Ага, вспомнил… Оружие у них – сплошь автоматы и ППШ наши и немецкие. Споро, говорю, шли. Но при этом несколько человек спереди и сзади успевали автоматы на избы наводить. Словно ждали нападения. Да ловко это у них получалось, сразу чувствуется особая выучка.

— Нет–нет, герр комендант. Эти группы, что в охранении были спереди и сзади отряда, без собак бежали. Сколько всего? Человек сорок – сорок пять. А может, и того меньше… Я говорю, когда к калитке вышел, они уже удалялись. Благодарствую, герр комендант, за сигаретку. Разрешите закурить?