Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, кроме этой загадки, дом ученых – и по совместительству концертный зал – подкинул и другую.
Детский карнавал, музыкальный перформанс по мотивам сказки Бианки про насекомых. Есть ли здесь связь с убийствами? Или это тоже совпадение?
Катя вспомнила снимки детей в карнавальных костюмах. Муравьишка, бабочки, жуки, гусеница…
Мухи не было. Ни один из малышей не нарядился мухой.
Видел ли убийца эту детскую музыкальную шутку?
А начальник ОВД Алла Мухина – в курсе ли она этого спектакля-карнавала, поставленного весной, почти за девять месяцев до убийства Саломеи Шульц?
Конечно же, полицейские видели снимки, они много раз приходили в концертный зал. И что?
Сочли, что все это не имеет отношение к делу? Что образ «мухи» связан с личностью начальницы ОВД из-за ее фамилии?
Но сама Алла Мухина уже привела иные версии.
Очнувшаяся от своих дум Катя обнаружила, что стоит у дверей продуктового магазина на перекрестке.
Самый обычный угловой магазинчик – тесный закуток в угловом двухэтажном кирпичном доме. Рядом вывески: «Химчистка-прачечная», «Ремонт ключей и зонтов», «Бытовые услуги».
И опять же впоследствии миллион раз Катя спрашивала себя: что она видела в тот момент? Что видела за минуту до этого, пока брела как сомнамбула?
Кажется, мимо проехала машина…
И еще одна… грузовая «Газель»…
Велосипедисты… нет, их не было. Никто Катю не обгонял, а вот ехал ли кто навстречу по другой стороне улицы… нет, велосипедистов не было.
Да и прохожих тоже…
Кроме той странной старухи…
Катя решила зайти в магазин. В горле до того пересохло еще там, в доме ученых, от их канифольного запаха, что пить хотелось словно путнику в пустыни.
Она оглянулась через плечо. Этот момент она помнила совершенно ясно.
По одной из улиц перекрестка приближалась пожилая женщина в светлой куртке и черных брюках. Она как-то странно раскачивалась из стороны в сторону и размахивала руками. Словно всплескивала, а затем бессильно роняла.
Больше никого из прохожих на этой тихой, засаженной липами улице не было. Катя вошла в магазин.
Все как обычно. Кассирша-продавщица, полки с хлебом, витрина с колбасами и сосисками, холодильник полуфабрикатов как сундук, холодильник со стеклянной дверью для соков и газировки.
– Мне минеральную без газа, – попросила Катя. – Если можно, не холодную.
Продавщица пошла вдоль полок. В этот момент дверь магазина открылась, и пожилая женщина в светлой куртке ввалилась внутрь.
Бледное лицо ее было искажено дикой гримасой, глаза вытаращены. Но, несмотря на всю эту мимику, Кате показалось, что она уже где-то видела старуху.
– Звоните! – выкрикнула старуха хрипло. – Звоните в полицию! У меня мобильный… батарея… я не могу, разрядилась батарея… Звоните сейчас же!
– Что случилось? – напуганная продавщица уронила пластиковую бутылку воды.
– Убили! – закричала старуха. – Я зашла, а там… Столько крови… Звоните в полицию!
Катя…
Она вспомнила, где видела старуху.
Эти жемчужные серьги, столь странно смотрящиеся дорогие жемчужные серьги в сморщенных старческих мочках…
– Где? – спросила она. – На остановке?
Старуха молча таращилась на нее.
– На автобусной остановке?! – выкрикнула Катя, выхватила из сумочки удостоверение. – Звоните в полицию! Вызывайте полицейских!
– Девятый номер, – старуха ткнула рукой в сторону двери. – Девятый… прямо по улице… она там!
Катя выскочила на улицу, и бегом…
И тут же вернулась назад.
Это не та улица. Это улица, по которой она брела от дома ученых. А старуха шла ей навстречу и наискосок.
Она перебежала перекресток и помчалась что есть сил по той улице, где впервые заметила странную старуху, размахивающую руками.
В начале – никаких жилых домов. Пустырь, обнесенный забором, – брошенная строительная площадка. За ней – магазин-стекляшка, закрытый, с заколоченными окнами второго этажа. За ним – еще одна стекляшка, тоже закрытая и заброшенная. Напротив – ряд железных гаражей. Густые кусты.
Дальше улица шла под уклон, и там располагалось какое-то административное здание за глухим забором. И два старых кирпичных коттеджа – точно таких же, как и на главных улицах ЭРЕБа. Возле здания – автобусная остановка.
Сердце Кати ухнуло вниз.
Однако уже через секунду она поняла, что у страха глаза велики.
Автобусная остановка была пуста.
Никаких перформансов.
Никаких женщин-мух на этот раз.
Но где же тогда…
Катя бросилась к автобусной остановке. На стене административного здания – «семерка». Значит, следующий дом – кирпичный коттедж – номер девять.
И точно, на стене имелся указатель: «Одиннадцатая Парковая, 9».
Палисадничек перед двумя входами был аккуратно убран, его украшали прополотые клумбы, на них красовались вечнозеленые кустики.
Мирная, тихая картина. Тюлевые занавески во всех окнах опущены… Нет, в дальней половине окна зашторены, а вот в ближней половине дома в двух окнах шторы отдернуты, и даже открыты форточки.
Катя подошла к входной двери. Подергала ручку – заперто.
Старуха сказала – я зашла…
Катя вдруг вспомнила, что в этих домах есть еще один вход – позади. Дверь, выходящая в более просторный садик, примыкающий, словно в дачных кооперативах, к садам других жилых коттеджей.
Она спустилась по ступенькам, медленно, очень медленно обогнула дом.
Где-то далеко зазвучала песнь сирен…
Полицейские мчались по ЭРЕБу.
Песнь сирен, как траурный марш, все громче, громче… Она пугала, манила и предостерегала.
Катя сделал еще пару шагов. Затем еще.
Сначала она увидела брызги красного на широко распахнутой, покрашенной в белый цвет задней двери дома.
А потом увидела тело, распростершееся на клумбе сломанных, вырванных с корнем осенних астр.
Переливы звука не умолкали.
Они наполнили собой улицу, сад, выплеснулись далеко за пределы Одиннадцатой Парковой.
Полицейские трели…
Песня сирен…
Катя сидела на пластиковом стуле возле кустов можжевельника. Ее трясло как в лихорадке. Отсюда, с этого наблюдательного пункта, ей было отлично видно, как работают полицейские ЭРЕБа, собирая улики и осматривая труп.