– Я работала в Бате – в Римском музее. Но совсем недавно, месяц назад, я перебралась в Лондон, в Музей естественной истории.

– Ну и как?

– Все хорошо, мне там нравится. – Она замялась. – Бедная Меридит. Ужасная смерть.

В приглушенном бормотании толпы Фрэнни расслышала звук открываемой двери. Выходившие из церкви люди по очереди пожимали руку стоявшему у дверей священнику.

– Ты знаешь, что случилось с ней?

Фиби Хокинс заколебалась, как будто не желая расставаться с тайной, потом оглянулась, убедившись, что никто не подслушивает, и наклонилась к Фрэнни. От нее пахло мылом – карболовый, больничный, неприятный запах. Фиби начала рассказывать с видом собственника, будто она одна посвящена во все детали.

– Это было, очевидно, в пятницу утром; она отвезла сына, Чарльза, в детский сад и отправилась на аукцион антиквариата где-то вблизи Хэррогейта. Она стояла у светофора и, когда загорелся зеленый, поехала. Автомобиль, проскочивший на красный свет, врезался сбоку в ее машину. – Фиби остановилась, но, судя по ее распахнутым глазам, она далеко не все сказала.

– Боже мой, бедная Меридит! – произнесла Фрэнни.

– Наверняка будет суд. Полиция собирается возбудить против него дело.

Меридит это уже не поможет, подумала Фрэнни, но вслух этого не произнесла. Она заметила еще одного приятеля, с которым не виделась несколько лет, но Фиби не собиралась отпускать ее.

– По крайней мере, она не очень долго мучилась, – заявила Фиби, – но, как я понимаю, это была ужасная сцена.

– Долго мучилась?

– Машина загорелась. Она была в сознании, но ее не могли вытащить.

Фрэнни стало плохо, и она закрыла глаза.

– О господи!

– Сплошной огненный шар; она обгорела до неузнаваемости.

Когда Фрэнни вновь открыла глаза, она увидела, что носильщики снимают гроб с катафалка. Внутри была Меридит. Фрэнни посмотрела на низкую красную кирпичную стену. Белый след реактивного самолета прочертил небо.

Обгорела до неузнаваемости.

Она попыталась прогнать картину, стоявшую перед глазами, но не смогла. Фрэнни видела Меридит за рулем: волосы растрепаны, в небрежно накрашенных губах сигарета. Она наклоняется, чтобы сделать погромче радиоприемник, передающий поп-музыку, потом поднимает голову и видит, что загорается зеленый свет, переключает передачу и нажимает на газ. Мгновение ужаса. Нога вдавила в пол педаль тормоза. Визг шин. Удар. Потом пламя. Она пытается открыть вдавленную внутрь, перекосившуюся дверцу. Люди снаружи дергают дверь на себя, точно так же, как дергали дверцу «вольво», зажавшую пальцы мальчика в Местоне. Пламя усиливается. Меридит горит заживо; она кричит, дергает ручку двери, стучит в стекло. Как тот попавший в огненный ад водитель, которого Фрэнни видела на шоссе четыре года назад.

Она молила, чтобы это было не так.

Фрэнни покачнулась и проглотила комок в горле. Ее била дрожь.

– Ужасно, – выговорила она с трудом. – Боже мой. – Она снова закрыла глаза, но тут же открыла их, не в силах вынести картину, возникшую в сознании.

– Кошмар. – Фиби кивнула в сторону родственников Меридит, которые уже входили вслед за гробом в церковь. – Представляешь, каково им было опознавать ее.

– Ты поддерживаешь отношения с кем-нибудь из наших? – спросила Фрэнни, чтобы сменить тему.

– Сара Хобдей в Бате занимается одним шестимесячным проектом в музее. И я как-то столкнулась с Кейт Стенли на семинаре в Мидлсексском политехническом в прошлом году. Потом конечно же я несколько раз ездила навестить Сюзи Вербитен. – Она помолчала, затем заключила: – Бедняжка.

Фрэнни заметила легкую тень ехидной улыбки прежней Фиби; это было похоже на то, как комар вонзает во всех встречных свой хоботок, высасывая кровь и впрыскивая яд.

– Почему? Что с ней?

– О, ты не слышала?

Фрэнни помрачнела:

– Слышала что?

Она хорошо помнила Сюзи Вербитен. Организатор с большой буквы, организатор во всем: иногда она даже казалась смешной, пытаясь знать все на свете.

– Она ослепла.

– Ослепла? – в ужасе повторила Фрэнни. – Сюзи?

– Да, я думала, ты знаешь.

– Я не видела ее после окончания университета. – Разум Фрэнни словно затуманился, и новая волна безотчетного страха захлестнула ее.

– Как… ты… то есть скажи мне… что произошло? Совсем ослепла?

– О да, никаких шансов, у нее разрушена сетчатка.

Группки людей вокруг них постепенно рассасывались по мере того, как приглашенные заходили в часовню.

– Но как? – Фрэнни знала, что в ее голосе звучало отчаяние.

– Она подцепила какой-то вирус в Малайзии. Загрязнение в Южно-Китайском море. Там есть бактерии, к которым местные выработали иммунитет, а европейцы – нет. Этот вирус действует на сетчатку.

– Но что… почему же не… я хочу сказать… ничего нельзя сделать?

– Абсолютно ничего. – Фиби огляделась. – Нам пора идти внутрь.

Что-то темное, иррациональное шевельнулось в душе Фрэнни. Что-то слабое, очень слабое; дремлющее чудовище, которое еще не совсем очнулось от спячки. Она, спотыкаясь, последовала за Фиби в церковь и села возле нее на жесткую, отполированную до блеска скамью, молча глядя на покрытый лаком дубовый гроб на возвышении и на единственный венок из белых лилий.

Смерть – это одиночество; и тишина. Через несколько минут Меридит вкатят в печь. И дверь за ней закроется навсегда. Так ли это необходимо, когда ее тело уже обуглено до неузнаваемости, задумалась Фрэнни.

Наверное, Бог примет ее душу. Возможно, она уже с Богом. Фрэнни не знала. Ее вера пребывала в плачевном состоянии. Она закрыла глаза, положила на пол подушечку и соскользнула со скамьи на колени, уткнувшись лицом в ладони.

Она тихо проплакала всю службу, Фиби сидела возле нее словно каменная. Слова священника едва доходили до Фрэнни; Меридит никогда не была особенно верующей, и по тому, как говорил о ней священник, складывалось впечатление, что он вряд ли знал ее.

Фрэнни поймала себя на том, что думает о странных вещах. Кажущееся и реальность, вспомнила она из школьного сочинения. Об этом писал Шекспир. О том, что все есть не то, чем оно кажется. Сюзи Вербитен казалась сильной, несокрушимой. Предводитель.

Слепая.

Меридит всегда была полна жизни. Радостная. Всегда бодрая, всегда счастливая. Фрэнни снова опустилась на колени и начала молиться, но тотчас же почувствовала, что внутри у нее все сжимается и она покрывается холодным потом. Теперь ей стало очень страшно. Ей пришлось приложить усилие, чтобы справиться с этим.

Когда они вышли наружу под моросящий дождь, Пол проводил их к большому «даймлеру», предоставленному похоронным бюро. Фрэнни повернулась к Фиби: