Перепроверяю загадочные файлы.

— Адрес у интерната для неизлечимых «Стандиш» совершенно тот же, что у школы. И еще: посмотрите на гербовую бумагу. На ней даже картинка есть — здание школы — один в один.

Гляжу на стаю:

— Подозрительно мне все это. Не к добру.

Как тебе, дорогой читатель, нравится мое искусство ничего не усугублять и не драматизировать?

— Может, Анне рассказать? — спрашивает Игги.

На долю секунды наши с Клыком взгляды скрещиваются. Он едва заметно мотнул головой.

— Зачем? Она или сама обо всем знает, и тогда во всей этой петрушке замешана, и ей совершенно лишнее будет знать о том, что нам известно. Или она знает только то, что ей наплели в школе. А значит, помочь нам не может. — По-моему, мои аргументы звучат исключительно логично.

Какое-то время сидим в полном молчании. И каждый думает о своем. Слышу, как Анна включает в кухне телевизор, достает кастрюли и открывает холодильник. В новостях говорят про надвигающиеся холода и про команду, победительницу недавнего чемпионата по футболу. A потом диктор объявляет:

— В национальной столице Президент сделал неожиданное заявление, озадачившее многих политических деятелей. Всего за три дня до официального опубликования государственного бюджета на будущий год Президент Даннинг объявил о пересмотре уже практически готового главного финансового документа страны. Он собирается сделать крупное перераспределение средств: почти биллион долларов, предварительно предназначенный для военных целей, будет перенаправлен на государственное образование и на создание убежищ для бездомных женщин и детей.

Я замираю.

Мы с Клыком переглядываемся, и я поворачиваюсь к Ангелу. Она тихонько хихикает в ладошку, а Тотал заговорщически ей подмигивает.

Уронив голову в ладони, растираю себе виски. В них вдруг отчаянно застучало. Пора отсюда сматываться. А то в следующий раз Ангел заставит Президента отменить в школах домашние задания. Или еще что-нибудь в этом роде.

78

В ту ночь, ровно в 11.05, на втором этаже Анниного дома открылись шесть окон. Один за другим мы дружно повыпрыгивали наружу. Где-то за восемь футов от земли раскрыли крылья и взлетели.

Летим сквозь темную холодную ночь. На небе — ни облачка. Луна светит так ярко, что деревья внизу на земле отбрасывают длинные резкие тени. Нас ждет пещера летучих мышей. Клык обнаружил ее уже несколько недель назад примерно в двух милях от Анниного дома, там, где на горизонте мы видели гряду невысоких утесов. Песчаник легко выдувается ветром, так что пещеры в таких местах не редкость. Но эта была особенно удачной.

Выглядела она так, как будто именно ее снимали во всех фильмах ужасов. Вход, густо поросший диким виноградом, даже сейчас, когда все листья уже почти облетели, был хорошо замаскирован сорняками. Мы сами едва не запутались, и пришлось осторожно пробираться сквозь ветки. С потолка свисали, как зловещие клыки, сталактиты. Где-то в глубине капала невидимая вода. От этого гулкого и размеренного звука становилось жутковато. Поэтому, и чтобы не задохнуться, стараемся держаться поближе к входу — футах в тридцати от него в воздухе повисла точно стена какой-то кислой вони.

— На что хочешь поспорю, здесь никогда не ступала нога человека. — Газ сидит на краю и вертит головой во все стороны. — Чтобы сюда добраться, надо быть альпинистом.

— Вот бы посмотреть, что там, в глубине? — любопытствует Надж, которой тут же с энтузиазмом вторит Игги:

— Я бы слазал, поисследовал.

— Хватит. Давайте сосредоточимся на деле, — начинаю я серьезным тоном. — Я думаю, что нам давно пора отсюда улетать. Мы хорошо отдохнули, поднабрались сил, поправили здоровье. Настало нам время исчезнуть.

Заявление мое радостными возгласами отнюдь не было встречено.

— Вот вам мои доводы: Ари знает, что мы здесь. Наверно, давно уже настроил на Аннин дом свои камеры. Это раз. Два: найденные в школе файлы и особенно туннель очень меня беспокоят. Все это весьма серьезное дополнение к отвратной и хорошо нам знакомой общей картине заведений сомнительного назначения.

О возможности того, что всплывут последствия общения Ангела с Президентом, я умалчиваю. Но бросаю на Ангела суровый взгляд в надежде, что она читает мои мысли. Она радостно улыбается.

— Короче, надо отсюда убираться, пока эта выстроенная кем-то «волшебная комбинация» не обрушилась нам на головы.

Надж и Газзи переглядываются. Ангел прислонилась к Иггиному плечу, и он гладит ее по голове. Все молчат.

— Нам пора научиться продумывать каждый шаг на один ход вперед. Мы пока только и делаем, что бегаем, спасаясь, когда на нас нападают. По принципу, пока гром не грянет…

А может, настало время остаться, научиться жить на одном месте, научиться наладить жизнь?

Я оскалилась — вечно Голос лезет со своими советами: Твои прописные истины, Голос, может, еще к человеческим отношениям и применимы, а это совсем другое. Это ловушка или очередной тест. Или, в лучшем случае, халявный сюрреальный боковой проезд на большой дороге нашего безумного путешествия.

— Понимаешь, — неуверенно начинает Надж, глядя на Газзи. Он подбадривает ее коротким кивком, и она продолжает. — Смотри, в четверг у нас День Благодарения. В среду в школе всего полдня. А потом уже сразу праздник.

— Мы никогда не были на таком праздничном обеде, — вклинивается Ангел. — Анна собирается зажарить индейку и испечь тыквенный пирог.

Как известно, устоять перед моими саркастическими замечаниями невозможно. Сарказму я и даю от расстройства волю:

— Да уж, конечно. Аннина стряпня — это ровно то, ради чего стоит остаться подольше.

Наши младшие смущенно смотрят в пол, а я чувствую себя настоящей свиньей, испортившей всем праздник.

— Пожалуйста, поймите. Я дергаюсь от малейшего шороха и психую по любому поводу. Мне физически необходимо подняться в небо и заорать там во все горло. Просто, чтобы снять напряжение.

— Мы понимаем, — говорит Надж извиняющимся голосом. — Просто Анна обещала нам сладкую картошку с изюмом и маленькими зефирами сверху.

Ну, тогда конечно. Надо было раньше сказать. На что же еще можно променять свободу, если не на сладкую картошку с изюмом. Примерно такую тираду я с неимоверным трудом сдерживаю в себе, чуть ли не до крови прикусив губу. Только бы удержаться и не обрушить ее на мою стаю.

Но вместо этого я скроила старательную улыбку и отвернулась от них, будто бы изучая ночное небо или путаницу виноградной лозы. Наконец, овладев собой, снова обвожу стаю глазами.

— Так и быть. Останемся до Дня Благодарения. — Лица ребят прояснились, а я почувствовала, как на сердце мне лег тяжеленный камень. — Ho придется вам гарантировать мне, что у Анны не сгорят эти ваши сладкие картошки.

79