Омбудсмен по Чеченской республике Нурди Нухажиев отреагировал на это интервью, назвав предоставленную в нём информацию ложной и направленной на «создание межнационального напряжения». По его словам, по адресу всех пожилых людей, названных в интервью, были проведены проверки, которые не выявили у них никаких жалоб или просьб. «Исходя из религиозных воззрений и национальных особенностей чеченцев, в республике нет и не может быть плохого отношения к пожилым людям, независимо от их национальной принадлежности. Руководством республики проблемам инвалидов, пожилых и малоимущих людей уделяется особое внимание», — заявил он в интервью, опубликованном на сайте «Грозный-информ». В целом высказывания Орловой были охарактеризованы им как «попытка чёрного пиара», равно как и высказаны сомнения в адрес целесообразности помощи проекту «Поможем русскоговорящим старикам на Кавказе»[249].

Русский вопрос Чечни: русской общины нет, но русские ещё остались. Про Чечню в последнее время слышны, в основном, победные реляции. Действительно, сразу после окончания второй чеченской войны Кремль декларировал цель — сделать из республики пример эффективного менеджмента и исключить возможность повторения трагических событий. Получилось или нет — покажет время, однако не стоит забывать и о жизни тех, кто остался один в тот момент, когда две чеченские войны прошлись по этой земле огненным колесом — о положении русских старожилов Чечни.

Намерение «вернуть русских в Чечню» неоднократно декларировалось как руководством республики, так и страны. При этом обычно ритуально произносится фраза — «без русских республика не выживет». Тут, впрочем, речь идёт о специалистах в разнообразных сферах, без которых построение «фасада» СКФО не потянуть. Пережившим войну старикам из числа чеченцев помогает весь местный социум, ведь к пожилым людям на Кавказе вообще особое уважение. Представить, что кто-то из них будет бедствовать, очень сложно. Другое дело русские — под ними в Чечне по большому счёту подразумевают всё нетитульное население, пережившее один или два чеченских конфликта и оставшееся на своей Родине. Против них играет буквально всё — разрыв сложившихся социальных связей из-за смерти или бегства родных и друзей, глубокое недоверие к государственным структурам, на которые русские надеялись практически до последнего момента, ощущение враждебности окружения, от которого прошедшему кошмар террора человеку не так-то просто отделаться.

По мнению директора Центра этнополитических исследований Майи Аствацатуровой, ссылающейся на данные соцопросов, «социальное самочувствие, самоощущение русских на Северном Кавказе далеко не благополучно». Да, сейчас редко можно прочитать об убийствах или избиениях русских граждан в Чечне, где «национальный вопрос» вполне себе решён, а вся нестабильность обычно приходится на места, где «всё не так однозначно», а «кавказское гостеприимство» снова становится расхожим понятием. Раны, нанесённые войной, медленно затягиваются — увы, не для всех. «У нас была одна старушка, Галина Фёдоровна, у которой не было пенсии лет 10–15. Она жила в каких-то совершенно диких условиях. Во время войны она перевела пенсию в Москву, оформила на свою сестру, потому что в Чечне не выдавали никаких пенсий. А поскольку она инвалид и пережила насилие и бомбёжки, сидела в подвалах, то когда ей из Москвы написали письмо и спросили, жива ли она и куда ей платить пенсию, она, конечно, не ответила. И пенсию ей платить перестали. В итоге почти 15 лет она нищенствовала и жила на подаяние», — рассказывает координатор проекта «Поможем русскоговорящим старикам на Кавказе» Юлия Орлова. И такие истории, увы, не единичны. Уцелевшие при геноциде русские после всех испытаний зачастую уже не имеют воли к борьбе за что бы то ни было. Должны бы помогать родственники, но часто их просто нет. Во многом положение русских стариков зависит именно от этого — есть ли родственники, готовые помогать, пусть даже и живущие в соседних регионах. В противном случае на недостаток средств накладываются психологические травмы и, как правило, отсутствие или очень плохое состояние жилья. Чтобы понять, что именно пережили эти люди, достаточно открыть любое интервью тех, кому всё-таки удалось бежать из охваченной огнём Чечни. «Мы из Грозного уехали окончательно только в 2002 году, после того как расстреляли моего мужа, пришли 12 человек в форме чеченской милиции и увели его, а утром его нашли убитым недалеко от дома, — рассказывает беженка Нина Спирина, ныне живущая в Ставрополье. — Меня не было, я документы в суд возила в Пятигорск. После этого мы с мамой бросили всё и уехали». Таких рассказов в газетах и Интернете сотни.

С точки зрения официальных властей Чечни, проблемы нет. После публикации на сайте «Кавказская политика» материала о бедственном положении пожилых русских людей в республике появилась гневная отповедь местного омбудсмена Нурди Нухажиева. В ней содержался стандартный ответ на сообщения о проблемах СКФО — «никаких проблем нет, а есть провокация с целью дискредитировать власти республики, а то и разжечь межнациональную рознь». Понятно, что информация о людях, пострадавших от войны, очень невыгодна местным властям — бередит старые раны: про то, что когда-то тут была война, все очень хотят забыть, да и всякий такой случай вызывает определённые вопросы у федеральных властей.

«Чаще же обвиняют во лжи, в мошенничестве, даже в провокации. Такое мы встречали в соцсетях — от людей с реальными именами и от прячущихся за псевдонимами защитников имиджа Чечни. Последние обычно более грубы и категоричны. Кто-то даже заявляет: “забирайте к себе своих стариков”, “так и надо этим оккупантам”», — рассказывает о реакции на свою кампанию Юлия Орлова.

Не вполне ясно, сколько в призывах местных властей о «возвращении русских на Кавказ» реального желания их туда вернуть, но ясно, что без возрождения мощной русской общины оставшимся русским будет очень сложно в нынешних условиях. Не говоря уже о том, что без мощного государственного присутствия, носителями которого и являются русские, Северный Кавказ вновь может стать зоной нестабильности, уязвимой для воздействия со стороны экстремистов всех мастей. Но создание такой русской социальной прослойки не может вестись лишь методом привлечения квалифицированных специалистов, которые показывают свою мобильность именно потому, что готовы туда ехать, — а значит, в случае чего, уедут на другое, более высокооплачиваемое место. Русское население Кавказа должно быть вросшим в кавказскую землю, иметь там свои корни, традиции, не говоря уже про своё собственное постоянное жильё. И начинать формирование такого сообщества следует именно с поддержки тех русских, которые всё же остались на своей земле — несмотря ни на что.

По мнению профессора, главного научного сотрудника Комплексного научно-исследовательского института имени Х. И. Ибрагимова РАН Вахита Акаева: «Проблема русских как на Северном Кавказе, так и в целом на Кавказе заключаются в том, что единое государство было уничтожено, ликвидировано. Потом начались военные действия, в ходе чего и произошёл большой исход русского населения, как из города Грозного, так и в целом из республики. Когда мы говорим о причинах исхода русского населения из Чеченской республики, надо понимать — не было бы развала СССР, и этих проблем, скорее всего, не было бы. Особенно если бы индустриализацию, как и задумано было, довели бы до конца»[250]. К этому следовало бы добавить, что основной объём проблем у русского населения Чечни возник именно в предыдущие этапы. Особенно в период начала 1990-х. В связи с этим следует разделять тех, кто привёл ситуацию к возникновению этих проблем, и нынешнее руководство Чеченской Республики, особенно выделяя усилия главы Чечни Рамзана Кадырова по восстановлению как социально-политической стабильности Чеченской Республики, так и создания предпосылок к развитию и мирному существованию её в составе российского государства.