Рокфор принял их с большой сердечностью. Они с Уинифред как раз пили чай на крокетной лужайке.

– Так вы достали ее, достали? – закричал он визгливым голосом, подпрыгивая от нетерпения. – Боже, как я взволнован. Какая жалость, что радикулит помешал мне отправиться с вами.

– Руты у нас теперь достаточно, – сказал Попугай, – но Ха-Ха держит ее под замком. Мы не хотим, чтобы вы, горностаи, тоже отбились от рук, как василиски. Так что Ха-Ха приготовил только одну большую бутылку.

– Какие пустяки, – отозвался Рокфор, – как будто мы способны отбиться от рук. Мы такие тихие, такие мирные создания.

– Ну нет, сейчас мы не можем рисковать, – возразил Попугай. – Вот некоторое количество рутового сока. Кто будет пробовать? Ты?

– При обычных обстоятельствах я бы с наслаждением, но сейчас… ох, ой-ой-ой, у меня никак не проходит радикулит. Пожалуй, это было бы неразумно. Нет, я думаю, лучше испытать сок на младшем садовнике. Он парень симпатичный, но садовник очень плохой, так что, если питье вдруг… э-э-э… окажется небезопасным, потеря будет невелика.

– Оно вполне безопасное, трусишка ты этакий, – успокоил его Попугай. – Неужели ты думаешь, Ха-Ха сам сперва не попробовал?

– Все равно, – нервно сказал Рокфор, – пусть лучше младший садовник. Он так этого ждет. Жестоко было бы его разочаровывать.

Послали за младшим садовником, которого звали Уилберфорс, и поставили его посредине лужайки.

– Так, Уилберфорс, – начал Попугай, – сам понимаешь, жидкость совершенно безвредна, но, когда ты ее выпьешь, ты мне должен сказать, не чувствуешь ли ты себя как-то по-другому, понял?

– Так точно, сэр, – ответил Уилберфорс. На голове у него красовался котелок, на носу – большие очки в роговой оправе, зубы у него сильно выдавались вперед, под носом висела капля. – Вы, сэр, выпьете снадобье, а я вам скажу, лучше мне стало или нет. Благодарствую, сэр.

– Теперь ты понимаешь меня, – в отчаянии простонал Рокфор. – На днях он вырыл все луковицы нарциссов и снес их на кухню. Он, видите ли, думал, что это картофель.

– Нет, ты не так понял, – не отступал Попугай, – ты, Уилберфорс, выпьешь сок, и ты же скажешь мне, что ты чувствуешь. Понял?

– О да, сэр, – ответил Уилберфорс и, взяв бутылку, сделал большой глоток.

– Какое у него странное имя, – тихонько сказал Питер Саймону. Они, затаив дыхание, ждали, что последует.

– Очень странное, – согласился Саймон.

Уилберфорс стоял неподвижно, моргая за стеклами очков, а все наблюдали за ним. Прошло уже пять минут, а они не заметили в нем никаких перемен. Они упали духом – неужели они подвергали себя стольким волнениям и опасностям зря?

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Попугай. Уилберфорс повернул к нему голову и заморгал.

– Я спрашиваю: как ты себя чувствуешь? – повысил голос Попугай.

– Я тебя с первого раза слышал, нечего кричать, – отозвался Уилберфорс, – тебе-то какая забота, а? Ишь какая назойливая птица. Не суй нос не в свое дело, не то я обломаю тебе клюв.

– Вот это да, – прошептал Питер в изумлении.

– А вы двое… – Уилберфорс решительным шагом пересек лужайку и остановился перед мальчиками. – Какое вы право имеете смеяться над моим именем? А ну-ка, нагнитесь пониже, я расшибу ваши физиономии в лепешку.

– Боже милосердный, просто чудеса, – проговорил Рокфор, – никогда ничего подобного не видел.

Уилберфорс круто повернулся, и никто опомниться не успел, как он схватил Рокфора за шелковый галстук и затряс его.

– А от тебя, привереда такая, меня уже тошнит, вот что. Долго ты еще будешь ко мне придираться? Давно пора тебя проучить как следует.

С этими словами Уилберфорс двинул Рокфора, правителя герцогства Горностайского, что есть силы в глаз, так что герцог отлетел назад и перевернул чайный столик. Дети, пораженные, взирали на Рокфора, лежащего среди гренков и меренг, меж тем как Уилберфорс прыгал вокруг.

– Вставай и давай драться, трус! – вопил он. – Ах ты, трусливая душонка, вставай, я изрублю тебя на куски. Так и знай, уши тебе отрежу, зубы вышибу!

Пришлось вызвать шестерых садовников, и те с трудом с ним справились и заперли в сарай с садовыми инструментами.

– Я бы сказал, – произнес Попугай, глядя, как стонущего Рокфора уносят в дом, – что эксперимент удался безусловно, безоговорочно и беспрецедентно, как вы считаете?

Дети от всего сердца с ним согласились.

Когда Рокфор немного оправился (правда, глаз у него весь заплыл), он дал клятвенное обещание, что все герцогство Горностайское примет участие в сражении с василисками. Дети и Попугай ликующие возвратились в Кристальные пещеры.

В пещерах теперь стояла суматоха, гомон, работа кипела. Грифоны согнали в один из боковых туннелей стадо лунных тельцов, и те производили лист за листом лунное желе, которое Пенелопа, Дульчибелла и волшебник выдумывали в воздушные шары и прочие нужные предметы. А на уединенном лугу, засеянном лунной морковью, Питер, очутившийся наконец в своей стихии, обучал кавалерийский эскадрон единорогов. Он заставлял их идти рысью, легким галопом и делать повороты разом, как одно целое. Единороги оказались очень понятливыми, и в скором времени Питер уже гордился их четким выполнением команд и военной выправкой.

В течение нескольких дней Этельред подолгу пропадал, и, хотя это не осталось незамеченным, никто об этом не задумывался, так как всем было некогда. Но однажды он появился в тот момент, когда Пенелопа только что кончила выдумывать горы лунного желе в семьсот семьдесят семь огнеупорных костюмов для горностаев и очень уморилась. К ее удивлению, на Этельреде была треуголка с золотыми галунами и весьма нарядный мундир бутылочного цвета с золотыми эполетами и кучей золотого шитья на рукавах. Брюки были белые, на боку висел большой палаш с серебряным эфесом.

– Ой, Этельред, ты великолепен! – восхитилась Пенелопа.

– Я так и думал, что вам понравится, – ответил Этельред. – Это мой мундир главнокомандующего.

– Правда? А кем же ты командуешь? – спросила Пенелопа.

– Пойдемте, я вам покажу. – И Этельред повел ее в боковой туннель.

Там, к удивлению и удовольствию Пенелопы, находилось около пятидесяти жаб в красивых алых мундирах с медными пуговицами и в плоских шапочках без полей, украшенных большими черными перьями. Жабы были вооружены длинными заостренными пиками и луками со стрелами.

– Откуда они взялись? – пораженная, спросила Пенелопа.

– Из замка василисков. Неужели, думаю, я один из всех жаб буду вам помогать? Вот я и проскользнул туда под видом греческого судовладельца, которому будто бы надо нанять матросов на сорок две шхуны, и завербовал всех моих родственников.

– Просто замечательно, – горячо одобрила Пенелопа. – Я знаю, что Ха-Ха будет в восторге.