Кстати, еще одной из его идей стала необходимость увеличения времени, которое родители проводят со своими детьми. Когда страна это поняла, то с 1997 по 2012 г. время, которое проводили со своими 15-16-летними детьми родители, возросло вдвое, и это тоже отразилось на сокращении неправильного поведения подростков.

Исландия напомнила нам об еще одном игроке, убеждающем население, что умеренное употребление его продукции не приведет ни к чему плохому. Это алкогольная индустрия, вкладывающая свои, а иногда и государственные деньги, как и табачники, в продуцирование сомнения с помощью научных исследований[361][362][363][364][365]. При этом, когда нам говорят о пользе красного вина из-за содержащегося там ресвератрола, забывают рассказать, что его нужно получать 500 миллиграммов ежедневно, а поскольку вещества содержится лишь 12,59 мг в 1 литре, то выпивать нужно каждый день… 40 литров[366].

Мировой опыт борьбы с опасными для людей продуктами, причем с позитивными результатами, огромен во многих областях. Причем меняются не только отдельные индивиды, но и целые страны типа Исландии или Чили. Только такого опыта нет у нас. Его надо изучить, разложить на составляющие и собрать вариант, который подойдет нам. Приблизительно так, как говорит о социальных моделях В. Найшуль: «Я бы вообще уподобил культурное наследие, в том числе и в области хозяйственных отношений, конструктору „Lego“. В нем есть много всяких деталей. И из них можно собрать самолет, а можно автомобильчик. Но для этого нужно детали знать. Для начала хотя бы отрефлексировать произведения Лескова и Салтыкова-Щедрина, потому что они полны наших институциональных моделей. Например, лесковский „кадетский монастырь“ повторился в советское время в лучших математических школах. Очень много образцов, раз зародившихся, которые потом проходят через всю нашу историю. И пока мы их не осознаем и не проанализируем, мы не научимся самостоятельно собирать наши экономические, политические и общественные устройства»[367].

Трансформируется мир, меняются люди, все пришло в движение, заняв совершенно новые позиции. По этой причине старые методы управления часто перестают работать вообще. Они есть, их изучают в университетах, но они не имеют смысла в новых условиях. На новые вызовы нужно отвечать новым инструментарием, а не пытаться победить их по-старому. Ничего не делая или делая неверно, мы получим такое же «ничего» вместо результата.

СССР все время жил в ситуации создания и закрепления нового поведения. Революция отменила старое поведение, а новое нужно было создать. Но, по сути, это сегодняшняя задача всех стран. Весь мир существенно изменился за последние двадцать-тридцать лет. Частично это вытекает из появления новых технологий. Ведь большая часть объектов, которыми мы пользуемся сегодня на бытовом уровне, была бы непонятной человеку из не столь далекого прошлого. Вероятно, мы оторвались от своего прошлого сильнее, чем какое бы то ни было поколение раньше.

При этом роль технологий мы сильно преувеличиваем. Гугл, например, дает нам только результат поиска, причем сделанного не нами[368]. Значит, интеллектуальная сила человека в результате такого действия никак не меняется. Ведь знания являются не просто сухой материей, они — результат трансформаций, которые проходит мышление, добывая их.

Аспект переключения поведения со старого на новое очень важен. В принципе, у государства есть две цели: удерживать стабильное состояние и трансформировать его. Существенная трансформация становится вообще революцией, переходя в иной класс трансформаций, поскольку меняет уже даже само государство. Долгое удержание одного состояния также является негативным, вспомним брежневский застой.

Но он был бы невозможен, если бы весь мир вокруг менялся сильнее, а коммуникации не были бы закрытыми. Вероятно, только Китаю сегодня удалось сохранить свою политическую модель, существенно трансформировав экономическую. СССР в свое время быстро свернул НЭП, испугавшись возможных последствий.

Некоторые явления программируются вне видимого участия конкретных лиц. Например, сегодняшний чуть ли не повсеместный приход популистов к власти во многих странах является запоздалой реакцией массового сознания на предыдущий шаг — резкое расширение миграции, в результате чего произошло столкновение виртуальностей в виде разных религий и культур. Раньше — при других скоростях вхождения и перемешивания «своего» и «чужого» — работающими были и американский «плавильный котел», и немецкий «мультикультурализм», которые сегодня уже не дают результата.

Это приводит к тому, что факторы религии и культуры становятся предметом рассмотрения и интереса спецслужб. Советский Союз вообще сделал иерархов православной церкви сотрудниками КГБ, то есть «привязал» вечное и стратегическое к текущему и тактическому. Сегодня есть исследования на тему «ФБР и религия после 11 сентября». Оно начинается с воспоминания о том, что Гувер переводил холодную войну в столкновение религиозного порядка между ориентированными на религию США и ориентированным на разрушение религии СССР[369].