Все последние дни в мыслях, в думах. Как правильно поступить? Что сделать? Наши отношения начались со лжи. Я не знаю, как поступит она, когда выяснится все. Но и остановиться уже не могу, сам не отпущу, только если прогонит как пса паршивого. Да и тогда буду таскаться за ней тенью невидимой. Знаю, что никогда не смогу оставить. Не в сердце она — глубже еще. В подкорке самой, под кожей. Куда мне теперь без нее?

— Монтана…

— М?

— Я так люблю тебя. Ты просто имей в виду, что мы теперь вместе навсегда.

Мы лежали в темной комнате, на кровати. Я не знала, чей это дом, не знала, чья это постель, и насколько безопасно находиться нам здесь. Его губы касались моего тела, и мне было плевать абсолютно на все. Где мы находимся, и кто нас может здесь застать. Мне нужно было почувствовать его, как можно скорее — иначе разорвет от переполняющих эмоций.

Он целовал меня так жадно, словно я все, что у него есть. Его руки были таким горячими, а пальцы ловкими. В каждом прикосновении, в каждом его выдохе и взгляде сквозила любовь. Я никогда еще не чувствовала подобного… такого единения душ. Мы целовали друг друга, я вдыхала аромат его кожи, пробовала ее на вкус и с ума сходила от того, как сильно люблю этого парня.

За окнами забрезжил рассвет. Мы ни на минуту не сомкнули глаз. Но, несмотря на дикую усталость, я была счастлива.

— Паш, — позвала его тихо. Ловкие мужские пальцы прочертили дорожку вдоль линии моего позвоночника.

— М-м-м? — а следом его губы повторили проложенный маршрут.

— Может, нам лучше уйти? Вдруг кто-то придет?

Паша перевернул меня на спину, заглянул мне в глаза, хитро улыбаясь.

— Никто не придет. Это наш дом. Когда мы уезжали за границу, отец попросил своего старого друга присмотреть за ним. Папа знал, что мы не вернёмся, поэтому предложил ему впоследствии продать дом. Но Лапин оставил здесь все как есть. Может, знал, что когда-нибудь кто-то да вернется?

Последнее предложение он словно сам для себя проговорил. Тихо так. Устроившись рядом, Монтана протянул руку, и я с радостью устроилась на его плече.

— Это теперь твой дом? — спросила его. Я не видела его лица, но чувствовала, как Монтана улыбнулся.

— Наш, папина дочка. Он — наш.

***

Подняться с постели мы смогли только утром. Когда я посмотрела на часы, поняла, что уже опаздываю на работу! А мне еще нужно было заскочить домой и переодеться.

Монтана включил мне воду, в душе даже оказалось новое, запечатанное мыло. Так что мы смогли принять утренний душ.

Уходить отсюда не хотелось. Кто бы знал, с какой радостью я бы осталась здесь с Пашей… Этот дом, словно отдельная вселенная, существующая только для нас. Паша будто почувствовал мои мысли. Прижав меня к груди, поцеловал в висок.

— Сонь, я не шутил. Это наш дом. И я хочу, чтобы здесь, как и раньше, звучали смех и топот детских ножек, — он накрыл ладонями мой живот. — Я дико хочу, чтобы у нас было много детишек. Ты будешь хорошей мамой.

Он убрал волосы с моего лица, обхватив его ладонями. А у меня в глазах слезы стояли.

***

— Соня, может, давай я тебя сразу на работу отвезу? — Паша всю дорогу крепко сжимал мою ладонь.

— Монтана, ты в своем уме? — засмеялась. — Посмотри, во что я одета. Да и папа с ума сойдет, если меня дома не будет.

Он посмотрел на меня хмуро.

— Ты уже не маленькая. Пора бы ему понять, что он не единственный мужчина в твоей жизни.

— Вот то, что ты говоришь, самое сложное. Не представляешь, как далеко может заходить его ревность, — вздохнула расстроенно.

Паша посмотрел на меня задумчиво, но ничего не сказал. Только радио погромче включил.

— Паш, — позвала его.

— М?

— Скажи, а почему ты хочешь отвезти сестру, почему приглядываешь за ней? Ну, она же тоже взрослая…

— У отца здесь много врагов. Кто-нибудь может воспользоваться Никой, дабы вытянуть его. Да и сам бойфренд сестры не внушает мне доверия.

Он так мне отца сейчас напомнил.

— Ой ли, — засмеялась. — Мне кажется, кто-то так же ревнует, как и мой папа. И что ты будешь делать?

Монтана даже не улыбнулся. Видимо, он сильно переживал за сестру.

— Отвезу ее на родину. Я ждал, когда она сама придет к этому решению, но сейчас ситуация набирает иные обороты. Ника многого не знает о нашей семье. Мой отец в девяностых был очень влиятельной фигурой…

— Бандитом?

Он кивнул.

— Все так считали. Но я никогда не назову его так. Отец человек жестких принципов. Его мечтали убрать с дороги. Хотели убить всех нас, много ребят полегло тогда, защищая нашу семью, в том числе и мой друг и учитель Рома Македонский. Он спас нас с мамой ценой собственной жизни. Его убили у меня на глазах.

От его слов мне стало не по себе. Подумать только, сколько вынужден был пережить маленький мальчишка.

— Отец попал в жесткую переделку и, чтобы спасти нас, он пожертвовал собой. Сдался властям. Папа отправил нас в Америку. Помню слова его перед отъездом: «Теперь ты в ответе за них. Мне не на кого больше положиться».

— Мне так жаль, Паш… — я сжала его ладонь.

— Мне двенадцать тогда было, и уже в этом возрасте я понял, что самое главное в жизни… А Ника ничего этого не знает. Она тогда маленькой была. Ее сознательный возраст уже пришелся на спокойную жизнь за океаном. У девчонки ветер в голове, и она порой совершает глупые поступки.

— Так не должно быть. Дети должны наслаждаться беззаботной порой, а не выживать…

— Все нормально, — он улыбнулся, подмигнув мне. — Я сегодня куплю билеты, посажу ее на самолет и отправлю в Америку. Там папины люди встретят Нику. Видит бог, я не хотел поступать с ней так, но другого выхода нет. Ее безопасность на первом месте.

Он выглядел таким мужественным и взрослым. Настоящий глава семейства. Я засмотрелась на него такого.

— Ты очень похож на моего папу, — произнесла, улыбнувшись. — Он такой же, как и ты. Нас с мамой как зеницу ока оберегает. Еще у меня две сестры близняшки, они учатся за границей. Только не в Америке, в Англии.

— Так ты старшая сестра, — ухмыльнулся Паша. — Черт, они такие же красивые, как и ты?

Я шлепнула его по груди, а он засмеялся в голос.

— Покусаю тебя, Монтана, за твои шуточки.

Паша припарковал машину за пару домов от моего.

— Ты уверена? — обернулся, посмотрел на меня, выгнув бровь.

— Уверена. Лучше пешком. Отец услышит машину, вряд ли он спит. А так я спокойно в спальню проберусь.