Мы нашли наиболее выгодную огневую позицию и вместе с остальными успешно дали бой американским частям. Под сосредоточенным огнем наших орудий они вынуждены были остановиться, не доходя до реки, и к вечеру задача перекрыть продвижение противника по этой дороге была выполнена. При этом мы истратили почти все боеприпасы, кроме небольшого резерва, оставленного для отражения атаки.

С наступлением темноты мы получили приказ отойти к Сен-Совер-Ланделен. Мы медленно двинулись задним ходом, чтобы не выдать себя языками пламени, время от времени вырывавшимися из выхлопных труб. Отойдя за поворот, мы развернулись и двинулись дальше обычным ходом. Уже миновав Перье, мы проехали мимо армейской пехотной части, также маршировавшей в тыл, что произвело на нас отличное впечатление.

Вскоре мы подъехали к мосту, который саперы готовили к подрыву. Они не хотели терять времени на переправу кого бы то ни было, чтобы выполнить приказ об уничтожении моста до полуночи. Время истекало. Потом произошел один из тех драматичных случаев, которые сотни раз бывали на всех фронтах во время отступлений. Саперы имели четкий приказ уничтожить мост. Им всем были прекрасно известны случаи, когда задержка, какова бы ни была ее причина, приводила к тяжелым, а то и роковым последствиям.

С другой стороны, отступающие части не были вовремя проинформированы или не могли оторваться от противника, ведя тяжелые бои. Мы объясняли, что нужно подождать пехоту. Мы умоляли, угрожали, кричали друг на друга. Ничто не помогало. Саперы оставались так же непреклонны, как и мы. Наконец, я въехал на мост и приказал остальным танкистам занять места и приготовиться к бою. Я крикнул командиру саперов, что мы откроем огонь по любому, кто приблизится к мосту. Я готов был расплакаться оттого, что пришлось оказаться в такой ситуации. Это был один из самых горьких моментов за всю войну, в котором у солдата просто нет выбора. При описании случаев, происходивших во время войны, рассказчику следует избегать употребления слишком сильных или эмоциональных слов и выражений. Однако, думаю, найдется не так уж и много ситуаций, более заслуживающих эпитета «драматическая», чем отчаянное противостояние на мосту непроглядной ночью, когда сталкиваются страсти, приказы противоречат друг другу, и идет безнадежная борьба между доводами разума. К счастью для всех, наши пехотинцы подошли раньше, чем случилось непоправимое — началась стрельба.

По прибытии в район Сен-Совер-Ланделена мы были выведены в резерв корпуса.

Пополнив запасы топлива и боеприпасов, мы устроились на ночевку под танками. Вскоре нас снова разбудили. Нелепые слухи и обрывки информации, доходившие до нас, были противоречивы, но ясно было одно. Прорыв американцев превратил упорядоченное отступление в катастрофу. Я получил приказ силами своего взвода блокировать дорогу Сен-Ло — Кутане. Согласно донесениям, к этому времени американцы уже вышли в район Кампрон — Камбернон.

Маршрут нашего выдвижения к Камбернону был хорошо укрыт с воздуха, поэтому мы могли двигаться на высокой скорости. Со стороны города доносился шум боя. Я поговорил с командирами разных подразделений, иногда уже довольно пестрых по составу, которые сообщили, что американцы остановились у самой окраины города с востока и северо-востока и что наши части удерживают оборону. Узнав об этом, мы устремились по дороге налево от железной дороги, шедшей от Камбернона на юг, и, не снижая скорости, вышли на шоссе Сен-Лo — Кутане. Едва мы двинулись по шоссе в сторону Сен-Ло, как на нас обрушился сильнейший налет истребителей-бомбардировщиков, который я только испытывал за время войны. Что-то подобное произошло со мной еще лишь однажды, во время прорыва из окружения между Фалезом и Треном. Светлая лента дорожного покрытия в сторону Кутанса, насколько хватало глаз, была усеяна обломками автомашин и другой военной техники. Некоторые машины горели, дымились или просто стояли брошенными. То тут, то там были видны убитые или раненые солдаты. Обнаружив наше небольшое подразделение, со всех сторон начали пикировать истребители-бомбардировщики, сбрасывавшие бомбы и обстреливавшие нас из пушек. Чтобы немного отдышаться, мы съехали с шоссе вправо и ненадолго укрылись в саду. Это не слишком-то помогло: район вокруг шоссе подвергался не менее интенсивным бомбежкам, чем сама дорога. Во время таких интенсивных налетов люди реагировали по-разному. Большинство экипажей покидали машины и пытались укрыться под днищами собственных танков, если не находили другого убежища. Другие оставались в машинах. Трудно сказать, что было более действенным. Я вместе со своим экипажем всегда придерживался второго варианта. Мы немного посидели в танке, но потом решили, что налет все равно не прекратится, а у нас есть приказ остановить продвижение американцев вдоль шоссе.

Поэтому, дождавшись небольшой передышки в бомбежке, я отдал по радио приказ двигаться дальше. Мы снова выехали на шоссе и на большой скорости пошли на восток. Истребители-бомбардировщики снова начали пикировать на нас, словно сумасшедшие. Мы опасались только тех самолетов, которые атаковали по прямой вдоль шоссе. На тех, кто атаковал сбоку, мы почти не обращали внимания.

Небо было затянуто рваными облаками. По радио мы слышали переговоры американцев. Судя по всему, это были летчики: как только источник сигнала приближался (а я как бывший радист разведбатальона легко улавливал это на слух), из облаков появлялась очередная группа истребителей-бомбардировщиков. Иногда мне казалось, что я понимаю какие-то слова, но это была, наверное, всего лишь игра воображения. Некоторые самолеты пролетали так низко, что, казалось, вот-вот заденут крыльями деревья, росшие вдоль дороги. Часто удавалось разглядеть даже лица пилотов. Через некоторое время мы заметили, что на шоссе, кроме нас, никого больше нет, но мы продолжали идти вперед, не снижая скорости. Позднее выяснилось, что один из танков нашего взвода, экипаж которого также оставался в машине, потерял антенну и не смог принять мой приказ, а остальные экипажи продолжали укрываться под танками. Мы были вне поля зрения друг друга. Через несколько километров мы приблизились к группе домов и фермерских построек и резко свернули с дороги направо, укрывшись в саду, чтобы перевести дух. Тут мы заметили, что истребители-бомбардировщики, только что азартно атаковавшие нас, перестали выискивать нас на дороге. Это означало, что американцы рядом. Поэтому мы вернулись на шоссе и продолжили осторожно двигаться на восток. Бомбежка полностью прекратилась. Мы были практически уверены — передовые американские танки, возможно, из состава 3-й танковой или 1-й пехотной дивизии, прямо перед нами.

Поворот дороги полностью закрывал нам обзор. Мы снова снизили скорость и начали поворачивать в полной готовности открыть огонь. В стволе — противотанковый снаряд, дистанция установлена на 500 метров: так всегда поступали, когда обстановка была неясна. Наводчик прижался лицом к телескопическому прицелу; все, даже радист, держали пальцы на спусковых крючках; заряжающий держал наготове второй снаряд.

Мы продолжали двигаться со скоростью пешехода и миновали «пантеру», развернутую в направлении нашего движения слева от дороги. Это была машина нашего полка. Задний башенный люк был открыт. Но когда мы увидели переднюю часть танка, в правой нижней части лобовой плиты мы увидели дыру от прямого попадания снаряда. Его калибр был явно больше 75 мм, но танк не выгорел. От этого зрелища у нас пересохло в глотках и в животах вдруг стало пусто. Пушка, подбившая эту «пантеру», все еще была где-то впереди. Мы были напряжены и готовы к бою. Потом внезапно перед нами снова открылся вид на дорогу. Это зрелище стало одной из тех картин войны, которые не забываются. Вдоль дороги, насколько хватало глаз, стояли немецкие и американские машины различных типов, легковушки, грузовики, полугусеничники, танки. Некоторые из них были искорежены и объяты пламенем. Между ними сновали туда-сюда немецкие и американские санитарные машины с флагами Красного Креста, подбирая убитых и раненых, разбросанных вдоль дороги или остававшихся в машинах. Похоже было, что немецкое подразделение, возможно, из нашего полка, остановилось здесь и было захвачено врасплох наступающими американцами, не имея времени вернуться на шоссе. Слева от меня лежало довольно открытое поле, окаймленное сзади то ли деревьями, то ли кустарником. Перед нами, чуть слева была видна дорога из Кампрона. Вдоль дороги и около нее, в поле, стояло немало американских танков и, вероятно, истребителей танков. Нам показалось, что там же мы различили и пушки. Когда мы появились, не прозвучало ни единого выстрела. Возможно, это было сделано, чтобы не мешать санитарам. Мы тоже не стреляли, хотя наводчик едва не сходил с ума от возбуждения. Вся эта ситуация казалась совершенно нереальной, особенно если вспомнить о годах войны в России. Эта картина словно пришла к нам из другого мира. Время текло невероятно медленно. Напряжение достигло невыносимого уровня. Мы чувствовали, как по коже текут капельки пота. Мы хотели сделать что-нибудь, хоть что-то, но приходилось, предельно сосредоточившись, сидеть и ждать… Но чего?