Секретарша огласила список. Я хмыкнул. В случае успеха это был наш полугодовой оборот.

Перед директорской дверью Леночка нацепила приторно-чарующую улыбочку и расправила плечики.

«А ведь ей, наверное, тяжело, — вдруг подумал я, — такую объёмную штуковину всю жизнь перед собой таскать».

— Емельян Павлович, — прощебетала она, заглядывая внутрь, — хочу познакомить вас с Андреем Валентиновичем, нашим консалт-аналитиком.

— Да мы, кажется, знакомы, — вальяжно ответил Емельян Павлович. — Во всяком случае, встречались. Да, Андрей… м-м-м… Валентинович?

Я кивнул, застряв на пороге. Мы встречались с Емельяном… м-м-м… Павловичем. И с его свитой, что расположилась в креслах по бокам, тоже встречались. Вот только не хотелось обсуждать это в присутствии посторонних и ни в чём не повинных людей.

— У нас возник небольшой спор… — начал мой шеф, но я (верх неуважения!) перебил его.

— Прошу вас, Александр Петрович, согласиться на все предложения Емельяна Павловича.

— Конечно, — шеф пытался сохранить лицо, но его подводили вытаращенные глаза, — мы пойдём навстречу такому ценному клиенту…

— На все условия, — я вторично нарушил субординацию, — и, возможно, предложите ему хорошую скидку. Поверьте, это будет выгоднее.

— Выгоднее, чем что? — не понял директор.

— Чем пытаться содрать с меня несколько шкур, — пояснил очень довольный Емельян Павлович. — А у вас очень неплохой анало-консультант.

При этом он едва не облизывался, рассматривая мою бледную физиономию.

— Консалт-аналитик, — пискнула Леночка, которая всей крашеной шевелюрой чуяла, что происходит нечто очень неладное.

— Тем более, — обаятельный клиент поднялся, и сопровождающие его лица немедленно подскочили. — Значит, пришлите мне, пожалуйста, новое предложение. С учётом моих пожеланий и ценных советов Андрея Валентиновича. Моё почтение.

Как только за гостями закрылась дверь, шеф налетел на меня с темпераментом камышового кота на охоте.

— Ты шшшто? Ты знаешшшь, ссссколько мы на этой ссссделке прошшшляпили? Выгоню сссуку!

Это была идея! По крайней мере, можно было попытаться мирное население вывести из-под удара.

— Отлично! — сказал я. — Выгоняйте! — и бросился вслед за клиентом.

Догнать удалось у самой машины (не хуже тех, что продавались у нас).

— Емельян Павлович! — я задыхался, но старался быть предельно чётким и аккуратным в формулировках. — Меня только что уволили. Я вас очень прошу, эти люди (кивок в сторону офиса) не в курсе. Если есть претензии ко мне лично, ради бога…

Емельян Павлович прищурился. Я улыбнулся. Время раздвоилось.

В первом, видимом, слое времени не произошло ничего примечательного. Один человек потёр подбородок, словно в задумчивости, второй слегка наклонил голову набок и переступил с ноги на ногу. Потом первый хмыкнул и произнёс несколько слов. Второй пожал плечами.

Зато второй слой времени оказался насыщен событиями. Сначала я почувствовал непреодолимое желание поклониться старшему товарищу. Оно шло не извне, а из глубины души, позыв был простым и естественным. Даже логика поддержала это не совсем обычное действие. «Это чтобы усыпить его бдительность, — шептала она. — Пусть считает, что победил». Но я не поклонился. Не знаю, что меня насторожило. Думаю, сказалась дрессировка, которую я прошёл под руководством Николая Николаевича. Среагировал практически неосознанно: не стал сопротивляться желанию, а с готовностью поддался ему — —но только в воображении. Представил, как бухаюсь своему собеседнику в ножки, бормочу извинения и даже целую начищенные ботинки.

Я скосил глаз на ногу Емельяна Павловича. Штиблеты были безукоризненно отполированы и без моих усилий.

После этого нахлынуло оцепенение. Теперь я уже не сомневался, что мой соперник пытается меня гипнотизировать. Это было странно — в распоряжении «топора» весь спектр вероятных событий: от падения кирпича до появления тромба в артерии. Зачем ему эти фокусы в духе Кашпировского? Впрочем, размышлять на эту тему было некогда. Была более интересная задача: максимально быстро представить себе, что я целый день (нет, лучше месяц!) стою неподвижно. Месяц уложился в секунду. Наваждение рассеялось, и я демонстративно изменил позу.

Игра даже начинала мне нравиться, однако партнёр рассудил по-другому. Он хмыкнул, и два параллельных временных потока схлопнулись в один.

— Так даже интереснее, — пробормотал он, — а то уже скучно стало.

Глядя вслед автомобилю дорогого гостя, я почувствовал тяжесть где-то на дне желудка. Игра игрой, но кончиться всё это могло очень плохо.

Директор встретил меня в приёмной и кивком позвал в кабинет. Там, к моему удивлению, оказалось накурено.

— Коньяк будешь? — вдруг предложил мне шеф.

Я пожал плечами.

— Значит, так, — начал директор, — никуда мы тебя не уволим. Мне позвонили… важные люди и посоветовали… тоже, что и ты. Ну, чтобы мы вели себя с этим мужиком тише воды. Так что ты фирму вроде как выручил. Да ты коньяк-то пей!

Я послушно отхлебнул. Коньяк был тёплый и по вкусу напоминал «Токай», только порезче.

— А кто это? — шеф вдруг перешёл на шёпот. — Ты давно его знаешь?

Я только помотал головой.

А что было отвечать? «Это тот самый „топор“, который когда-то чуть не разгромил казино „Жар-птица“»? Даже если бы и понял, то не поверил бы. А поверил бы — чем смог бы помочь?

— Ладно, — сказал директор, — вали домой. Только коньяк допей. Хороший коньяк, жалко выливать.

На работу решил пока не ходить. Если уволят, им же безопаснее будет.

Заперся дома, непрерывно пил травяной чай и рассуждал. Никак у меня не вытанцовывалось понимание происходящего. Если «топор» решил меня прижучить, почему просто не устроить небольшую аварию, например, лифта? Всё шито-крыто, ваших нет. Мастер сглаза, засидевшийся во мне без дела, быстренько отработал это вариант. Теперь я мог какое-то время безбоязненно ездить в самых древних лифтах мира.

На всякий случай я поставил блокировку против всех Других несчастных случаев: падения на голову тяжёлых предметов, взрыва террориста-самоубийцы, нападения пьяной шпаны, аварий всех типов и разновидностей. Но проделал это все дежурно, без души. Не этого добивался Емельян Павлович, не к ночи будь помянут. Нужно было ухватить цель, которую он преследовал.

Я попытался вспомнить встречу в офисе. Всплывало только общее ощущение тревоги. Детали — тонули. Разве что последние слова, что-то про «скучно стало».

То есть он это все от скуки? А что, вариант. Он же все может, это, наверное, довольно тоскливо. Пресыщенный ублюдок. «Ага, — заметил внутренний голос, — ты же теперь тоже „топор“, тоже все можешь. Как насчёт пресыщенности?»