Юлиан поколебался, развернул кресло и побежал в длинную сторону коридора.

Франк начал громко протестовать, пытаясь повер­нуться на сиденье:

— Ты что, свихнулся? Ведь мы уже были почти у выхода!

— Алиса знает, что делает! — задыхаясь, ответил Юлиан. — Верь ей!

— Но ты же сам не знаешь, кто она такая!

Юлиан не ответил, он берег дыхание и силы. Алиса бежала впереди, и он едва за ней поспевал. Расстояние между ними увеличивалось. Разрыв составлял уже метров двадцать, когда Алиса наконец добежала до зеркала и, не останавливаясь, исчезла в нем.

И тут же на ее месте появился тролль.

На сей раз этот монстр уже не пытался замаскироваться, он выступил из зеркала во всей полноте своего безобразия. В правой руке он держал дубинку, усаженную острыми шипами. Ухмыляясь, он время от времени хлопал ею по левой ладони, видимо не причиняя себе никакого вреда.

Юлиан уперся ногами в пол, останавливая коляску, затем развернулся — и вскрикнул. В проходе позади него тоже появился тролль. Он был вооружен так же, как и первый, и тоже находился метрах в двадцати от них. Оба приближались — с ухмылками и как-то не особенно торопясь.

— Что это за... звери? — заикаясь, спросил Франк.

— Тролли, — ответил Юлиан. — Я их так называю. По­нятия не имею, кто они на самом деле.

— А мы с ними управимся? Не такие уж они здоровые.

— Забудь об этом, — сказал Юлиан. — Помнишь под­палины на моей куртке? (Франк кивнул.) Это один из них до меня дотронулся.

— О Боже, — пролепетал Франк. — Тогда у нас один выход: кричать как можно громче.

— В этом можешь не стесняться, — сказал Юлиан. — Только вряд ли будет толк. Ты разве не заметил, что до сих пор нам не встретился ни один человек?

Обе твари не спеша подходили ближе, ухмыляясь до ушей. Юлиан вдруг вспомнил слова Рогера, что тролли питаются чужим страхом. Если это так, то сейчас у них пир горой...

— «Алиса знает, что делает, верь ей!» — передразнил Франк. — О, разумеется, она знает, что делает. Она за­манила нас в западню, эта твоя малышка!

Юлиан сам не понимал, зачем Алиса это сделала! Если она заодно с троллями, тогда зачем она так долго возилась с ними, пытаясь вывести отсюда?

Оба тролля подходили все ближе.

Юлиан выдернул вставные железные ручки кресла, отдал одну Франку, а другую взвесил в руке. Это были довольно тяжелые болванки, которые могли послужить оружием против любого другого врага. Но не против троллей. Вид такого оружия вызвал у них лишь утомленную ухмылку. Но Юлиан решил: если уж отдавать жизнь, то как можно дороже.

Однако дело повернулось иначе.

Внезапный удар грома сотряс все здание больницы, со всех сторон послышался звон и грохот разбитого стекла, вздрогнули даже тролли. Ураганным ветром рас­пахнуло двери, со стен посыпалась штукатурка. Вихрь ворвался в коридор — и Повелители Сумерек снова были здесь! Все это время они только выжидали удобного момента, чтобы наброситься на свою добычу. А теперь, когда тролли загнали Юлиана с Франком в ловушку, этот случай представился. Значит, тролли были при­служниками созданий тьмы.

Но в этом рассуждении Юлиана была какая-то ошибка, потому что тролли вдруг подняли испуганный крик, побросали дубинки и попытались бежать, но их держало что-то невидимое. Он в ужасе отвел взгляд. И посмотрел в зеркало.

Там снова была Алиса. Она стояла за зеркалом и махала ему обеими руками. И Юлиан не стал медлить. Франк тоже больше не противился, когда кресло пока­тилось к зеркалу.

За спиной у них послышался хруст перемалываемых костей, и кресло с молодым репортером с разгона въехало в зеркало.

Как Юлиан и ожидал, пройдя сквозь магическое зер­кало Алисы, они очутились на ярмарочной площади. И хотя на этот раз им не пришлось падать с трехметровой высоты, каталка Франка все-таки опрокинулась, а сам он приземлился лицом прямо в лужу. Когда Юлиану удалось наконец поднять его и взгромоздить на изрядно покалеченное кресло, на лице Франка не отражалось ничего похожего на благодарность.

Но когда они снова оказались в безопасности — хотя бы кажущейся — в номере отеля, после горячей ванны, после основательного ужина, который им принесли в номер, несмотря на позднее время, и после того, как Юлиан безропотно выслушал все упреки и обвинения, Франк постепенно начал успокаиваться.

Полночь давно миновала, и Юлиан в глубине души даже удивлялся, почему так долго не раздается стук в дверь и не появляются эти два друга из полиции. Он смертельно устал, но был уверен, что спать не придется еще долго.

— Ты меня вообще слушаешь или нет? — спросил Франк.

— Честно говоря, нет, — смутился Юлиан.

Франк одарил его красноречивым взглядом, с трудом выкарабкался из кресла и захромал к бару, чтобы взять себе еще одну бутылку пива. Юлиан отметил, что это уже третья с тех пор, как они вошли в комнату. Кроме того, Франк выкурил целую дюжину сигарет, и в номере было не продохнуть. Судя по всему, профессия репортера была далеко не единственным его недостатком.

— Извини, я зря накричал на тебя, — сказал Франк, снова усевшись на место. — Я был вне себя. Но нам не пришлось бы столько пережить, если бы ты сразу рассказал мне всю правду.

— Какую правду? — спросил Юлиан так спокойно, что сам себе удивился. — Про троллей? Или про Алису?

Франк вздохнул:

— Да, очко в твою пользу. Я бы ни одному слову не поверил. Но это ничего не меняет. Ведь я и теперь не верю.

Юлиан взглянул на него с недоумением. Франк сделал еще глоток пива, закурил тринадцатую сигарету и сказал:

— Видимо, во время прыжка сквозь волшебное зеркало твоего отца я получил серьезную травму головы и теперь лежу в коме. И все это мне только мерещится, пока врачи отчаянно борются за мою жизнь.

— Очень остроумно.

— Но это, по крайней мере, выглядит убедительнее, чем все, что мы пережили.

— Ну вот ты и сам сказал это.

— Что?

— Волшебное зеркало, — ответил Юлиан.

— Ну, хорошо, — вздохнул Франк. — А теперь расска­зывай — даже если это отнимет у меня последнюю каплю рассудка.

Юлиан улыбнулся, но потом все же начал рассказывать. Он старался ничего не упустить, за исключением своего посещения фрек-шоу, которое он счел несущественным, и Франк слушал, не проронив ни слова, лишь время от времени качал головой, строил гримасы и всячески ста­рался дать Юлиану понять, что у того не все дома.

— Остальное ты знаешь. Я бросился за отцом, а ты — за мной.

— В чем мне придется раскаиваться до конца дней. Это самая умопомрачительная история, какую мне при­ходилось слышать.