Поднявшись, Мейриона позволила сквайру сопроводить ее к огромному камину, где Годрик и Байрон расставляли шахматные фигуры. Вокруг, складывая столы, сновали слуги.

– Как тебя зовут? – спросила она сквайра, когда они сели у камина.

– Эрик, миледи. – Юноша улыбнулся, и на его щеках показались ямочки.

Годрик, прищурившись, взглянул на соперника:

– Черные или белые?

– Белые. – Байрон почесал всклокоченную бороду. – Не буду задаваться и признаюсь, что мне не помешает преимущество первого хода.

Годрик сделал знак пажу наполнить кубки.

– Хорошо, я играю черными. Мейриона наклонилась к сквайру:

– Меня удивляет, что твой господин так легко согласился ходить вторым.

– Вы не видели, как он играет, – прошептал в ответ Эрик.

Мейриона вопросительно подняла брови.

– Одни смертельные удары и никакой пощады. Он проницателен и последователен. Каждый его ход хорошо обдуман. – В голосе сквайра звучало восхищение.

– В самом деле? Эрик кивнул:

– С самого начала он старается захватить ферзя и делает это весьма искусно.

Мейриона побледнела и склонилась ближе, якобы наблюдая за доской. Наверняка сквайр говорит лишь о шахматах.

Бросив взгляд на Мейриону, Годрик большим пальцем потер подбородок.

– Это не всегда неудобство – выждать и посмотреть, какой шаг сделает противник.

Сражение началось. Мейриона следила за игрой с возрастающим интересом. Если Годрик хотя бы наполовину так же хорош на поле боя, как на шахматной доске, у ее замка нет ни малейшего шанса.

В ходе игры преимущество Годрика становилось все более очевидным.

– Он всегда играет так безжалостно? – шепотом спросила Мейриона.

– Всегда. – Сквайр усмехнулся, его глаза загорелись. – «Никакой пощады!» – его девиз и в игре, и на поле боя.

Годрик загонял короля белых все дальше в угол доски, в то время как сам господствовал в центре. После долгой паузы он обменял ладью на слона.

– Шах.

Байрон подвинул короля на одну клетку, и самообладание начало покидать его.

Годрик преследовал короля Медведя своей ладьей, а в ее ушах все еще звучали слова Эрика.

– Еще шах.

Мейриона с любопытством смотрела на доску. Она видела ловушку. Если Медведь выберет клетку, которая кажется более предпочтительной, он тут же проиграет.

Годрик, казалось, даже не смотрел на доску, от него исходила непоколебимая уверенность.

– Эрик, вы можете проводить меня… – ее голос замер, а щеки покраснели, – туда, где я должна спать.

Годрик впервые поднял взгляд от доски:

– Нет, Эрик, я сам провожу госпожу в мою спальню. Байрон насторожился.

– А как же игра? – запротестовал он.

Годрик пристально посмотрел на Мейриону, – казалось, его взгляд неторопливо раздевает ее.

– Я сдаюсь.

У Мейрионы перехватило горло.

– Ты должен закончить игру!

– Верно, ты никогда не сдаешься, – недоверчиво произнес Байрон.

Не отвечая, Годрик протянул Мейрионе руку:

– Пойдемте, миледи! – Его тон не оставлял возможности для спора, и ей ничего не оставалось, как только подчиниться.

Годрик стоял перед ней и ждал. Со своего места Мейриона могла видеть сильные мускулы бедер, бугрившие его лосины, и крошечные волоски на тыльной стороне сильной, мозолистой ладони. В течение одного грешного, пугающего мгновения у нее во рту пересохло и ей захотелось лишь одного – позволить ему увести ее в спальню с такой непристойно огромной кроватью. Возможно, ночью, когда он будет обнимать ее, то снова, как тогда в лесу, намотает ее волосы себе на руку.

Мейриона потрогала спрятанный в рукаве нож. Она не может предать семью и своих людей, уступив грешным желаниям. Такие мысли, должно быть, приходят от самого дьявола.

Байрон смотрел на Годрика, очевидно недовольный тем, что ему снисходительно подарили победу.

– Если господин позволит, я закончу игру. – Эрик ловко уселся в освободившееся кресло.

Косматые брови Байрона поднялись.

– Давай, может быть, у меня все-таки есть шанс… – Он подвинул ладью, отводя угрозу поражения.

Годрик внимательно посмотрел на Мейриону:

– Вы изъявили желание отправиться в постель, миледи. – Он медленно провел ладонью по ее плечу. – Ну так идемте же!

Ощутив тепло его руки, Мейриона задрожала.

Краем глаза она увидела, что женщина, вытирающая столы, с любопытством поглядывает на них. Сейчас ей больше всего хотелось укрыться от всех в каком-нибудь уединенном месте, поэтому она встала и приняла предложенную Годриком руку, а затем, подняв голову и стараясь ступать твердо, гордо прошла по залу, провожаемая взглядами любопытных слуг.

– Благодарю! – сказал Годрик, когда они вышли в коридор. – Я боялся, что мне придется нести тебя, перебросив через плечо, а ты будешь лягаться и вопить.

Мейриона грустно улыбнулась:

– Неужели ты и впрямь сделал бы это?

– Можешь не сомневаться.

Его слова смутили ее, и ей даже захотелось выхватить из рукава нож, но тут из боковой комнаты к ним бросилась леди Монтгомери:

– Леди Уайтстоун… Годрик преградил ей дорогу:

– Миледи, возвращайтесь в свою спальню.

– Зачем ты с ней так груб? – упрекнула его Мейриона, когда Сильвия снова исчезла за дверью.

– Ты не будешь дружить с этой женщиной. Мейриона почувствовала, как глубоко внутри ее закипает гнев.

– Не тебе решать, с кем мне дружить.

– Мне, ведь теперь я твой господин.

– Ты никогда не станешь моим господином!

– Но я уже им стал. – Обняв, Годрик заставил ее следовать за собой.

Когда они добрались до дубовой двери спальни, одноглазый страж, не проявив ни малейшего любопытства, шагнул в сторону. Мейриона предположила, что он уже неоднократно видел нечто подобное и потому ничему не удивляется.

Годрик бесцеремонно втолкнул ее в спальню, и дубовая дверь с глухим стуком закрылась.

В камине пылал огонь, несколько свечей горели в канделябрах, в комнате слегка пахло воском и дымом. Роскошная спальня казалась Мейрионе не раем, не адом, а каким-то уединенным промежуточным местом между этими двумя крайностями.

Годрик подошел к камину, положил руку на спинку богато украшенного кресла, взгляд Мейрионы сосредоточился на его сильной фигуре. Мощный. Красивый. Падший ангел.