у французского короля ответа — по какому праву тот разоряет его земли. Тогда Филипп отбросил дипломатию и заговорил прямо. Он сказал, что Генрих должен сдаться на его милость и принести ему оммаж, а также уплатить ему двадцать тысяч марок и вместе с ним отправиться в крестовый поход. Все эти условия король должен был подтвердить в присутствии своих баронов. Кроме того, ему предстояло вновь объявить Ричарда наследником и передать ему все владения на континенте.

Какое-то время Генрих молчал. Он не мог не принять этих требований. Но принять их — означало своими руками разрушить все созданное за долгие годы. Внезапно в безоблачном июльском небе громыхнул гром — словно гневался Бог или старый анжуйский демон, предок Плантагенетов. За первым ударом раздался второй, и кони королей в страхе шарахнулись назад. Генрих едва не упал, но его вовремя поддержали слуги. Воля его была сломлена, и он без споров согласился на все продиктованные ему условия. Он даже подарил сыну-предателю то, в чем так долго отказывал несчастному Томасу Бекету — поцелуй мира. В последний раз обнимая Ричарда, он яростно прошептал ему на ухо: «Дай Бог мне прожить достаточно, чтобы отплатить тебе, как ты того заслуживаешь!» Но тот только рассмеялся в ответ.

Генрих попросил у победителей только одно — список тех его приближенных, кто вел с ними тайные переговоры. Вечером он расположился на ночлег в Шиноне и попросил своего вице-канцлера, Рожера де Мальша, прочесть ему имена предателей. Рожер взял пергамент, но тут же со вздохом отложил его. «Да простит меня Иисус Христос, сир, — медленно сказал он, — но первым там стоит ваш сын, граф Джон». «Все, хватит», — взмолился Генрих, окончательно сраженный этим ударом. Мгновение он молчал, потом воскликнул: «Может ли быть такое? Джон, мой дорогой сын, мое сердце, ради которого я претерпел все эти муки, — неужели и он предал меня?» Он откинулся на подушки и повернулся лицом к стене. «Будь что будет, — прошептал он. — Теперь меня не заботит ничто на этом свете»[46].

Но он еще не умер. Длились часы агонии, когда он никого не узнавал, осыпал проклятьями своих сыновей и отталкивал епископов, пытавшихся соборовать его. Наконец прибыл бастард Джефре, которому удалось немного успокоить умирающего. На его плече король немного поспал и, проснувшись, сказал тихо: «Мой дражайший сын, ты один всегда был мне истинным сыном. Если, с Божьей помощью, я оправлюсь от этой болезни, я буду тебе лучшим из отцов и вознесу тебя выше всех в королевстве. Если же я не выживу, то пусть Господь наградит тебя за неизменную верность мне». «Ах, отец, — ответил Джефре, — мне не нужно иной награды, кроме восстановления твоих силы и власти».

Потом безумие вернулось вновь, и Генрих много раз повторял одну и ту же фразу: «Позор, позор побежденному королю!» Во время последнего прояснения он отдал Джефре золотое кольцо с выгравированным на нем леопардом для будущего мужа своей дочери Алиеноры и сказал, где находится такое же кольцо, которое предназначалось самому Джефре. После этого он отпустил сына и велел отнести себя в церковь, где исповедался и принял соборование. После этого он полностью пришел в сознание и тихо скончался вечером 6 июля. Когда в Шинон прибыли его друзья во главе с Уильямом Маршаллом, замок был уже дочиста разграблен слугами. Даже с тела короля сняли одежду, и одному рыцарю пришлось накрыть его своим плащом. Покойного на руках отнесли в близлежащее женское аббатство Фонтевро, где и похоронили, исполнив давнее пророчество — «король, так любивший женщин, и после смерти будет лежать с ними»[47].

Смерть Генриха не принесла покоя в анжуйские владения. Узнав о переходе к нему короны, Ричард пышно отпраздновал победу с Филиппом Августом, потом вместе с ним отправился осаждать очередной замок. В Англию он вернулся только в августе и почти сразу засобирался в крестовый поход. Из десяти лет правления он пробыл в Англии меньше года, а остальное время занимал себя славными и бессмысленными подвигами в Святой земле и других местах. Ему не удалось освободить Иерусалим, а на обратном пути он попал в руки австрийского герцога, провел в темнице больше года и был отпущен только за громадный выкуп, окончательно опустошивший казну королевства. Многие считали, что герцог заточил Ричарда по тайному соглашению с принцем Джоном, который управлял Англией в отсутствие брата и снискал дурную славу в народе. Он пытался восстановить систему управления, созданную отцом, но проявлял при этом жестокость вместо разумной твердости, настроив против себя не только горожан и йоменов, но и большинство баронов. Положение оставалось стабильным лишь благодаря усилиям двух людей — архиепископа Кентерберийского Хьюберта Уолтера и Уильяма Маршалла, который без перерыва служил четырем анжуйским королям. После него должность графа-маршала стала наследственной для его потомков, да и сейчас маршал играет ведущую роль в коронации английских монархов.

Вернувшись из плена в 1194 году, Ричард тут же отправился во Францию, где его бывший союзник Филипп пытался отвоевать анжуйские владения. Пять лет прошло в осадах, стычках и турнирах, пока 6 апреля 1199 года Львиное Сердце не был близ Лиможа убит стрелой из арбалета, пущенной со стены замка. Детей у него не было — хоть он и женился в 1191 году на наваррской принцессе Беренгарии, однако, как истинный великий воин, предпочитал ей мужчин. При этом он заимел двух бастардов, которые унаследовали буйный характер отца и сложили голову в сражениях. Бесспорным властелином Англии стал Джон; правда, сын Джефре Артур Бретонский тоже попытался претендовать на корону, но был очень скоро убит по тайному приказанию Джона. Этот неудачливый король не зря носил прозвище Безземельного — казалось, не было земли, которая не горела бы под его ногами. В 1202 году Филипп Август потребовал от него уступки всех владений на континенте; в последующих войнах Нормандия, Анжу и Мен оказались захвачены французами, и у Плантагенетов осталась лишь Аквитания, наследство Алиеноры. Сама герцогиня умерла в 1204 году в своем дворце в Пуатье, пережив всех своих сыновей, кроме нелюбимого Джона.

Подобно своему предку Вильгельму II, Джон затягивал назначение епископов на вакантные кафедры, а в это время распоряжался их доходами. Он даже попытался не допускать в Англию назначенного архиепископом Кентерберийским Стивена Лэнгтона. Случилось это в 1208 году, при великом папе Иннокентии III, и тот недолго думая наложил на Англию интердикт. Однако уже тогда значительная часть британских священников предпочла подчиниться королю, а не папе, и отлучение не произвело того действия, на которое надеялся Иннокентий. В конце концов в 1213 году стороны достигли соглашения, но тут на Джона обрушилась новая напасть. Не меньше церковных владений он любил прибирать к рукам земли баронов, часто не обращая