Изнутри не доносится ни звука, ни стона. Потом ты замечаешь намокший листок бумаги, выглядывающий из-под двери. Это клочок миллиметровки с какой-то надписью, которую почти невозможно разобрать: писать при скудном свете, просачивающемся сквозь зазор под дверью, вообще нелегко, а на отсыревшей бумаге тем более. Ты не подбираешь листок, просто наклоняешься, чтобы прочесть расплывающиеся буквы: «Развлекайся!»

Ты знаешь о нем все, включая его ник в Сети. Тебе нравилось наблюдать за его попытками сближения. Он придумал себе занятную искусственную личность – трудоголик, всегда верный своим обязательствам. Зачем? Ты сто раз задавала себе этот вопрос, но так и не получила вразумительного ответа. А ведь в любой момент могла сдать его в полицию: шутка ли, за тобой шпионит сын человека, продержавшего тебя четырнадцать лет в плену, – однако не сделала этого. Он даже ходит к той же тетке-психотерапевту, которая помогает тебе заново интегрироваться в общество. Подбирает окурки, которые ты разбрасываешь на улице: он чего-то добивается. Между чувством вины и наследственной склонностью к безумию пролег целый океан. Ты дождалась, когда пена прибоя коснется твоих ног, – и ринулась вперед.

У тебя есть преимущество: Лука не подозревает, что ты его разоблачила. Ты знаешь даже номер машины, на которой он иногда разъезжает по городу.

Наверно, тебе следовало бы пожалеть Джованни, но когда ты пытаешься о нем думать, то не чувствуешь ничего, ни тени благодарности. Страшно признаться себе в этом, но ты даже не помнишь звук его голоса. А вот глаза ты видишь: они настолько откровенные, что в одном взгляде можно прочесть всю душу. Ты старалась, как могла, но дышать рядом с ним было все равно что сидеть в унылом ящике, где пыль сыплется с потолка. Вроде бы тебе дают всё: и тело, и тепло, и нежность. Но ты пожила тут сколько-то – и хватит. Пора двигаться к новым открытиям. Доиграть роль, которую тебе неожиданно поручили. А когда возвращаешься мыслью к этому парню, результат всегда один – широкий зевок.

«Развлекайся!» Пустая и безадресная угроза: помимо случайного порыва ветра, его мог запереть кто угодно. Ты тщательно осмотрела каждый угол, каждую розетку: в контейнере нет ни одной телекамеры. А если бы она даже и была, изнутри невозможно следить за тем, что происходит вокруг. Он просто блефует, чтобы пощекотать тебе нервы. Ты продолжаешь начатое. На следующем листке два слова: «Есть» и чуть пониже: «Пить». Когда ты наклоняешься к щели под дверью, уже чувствуешь скверный запах.

* * *

Четвертый день на исходе. Что-то не позволяет тебе его выпустить; хотя чем дольше ты тянешь с этим, тем больше рискуешь, что у тебя на совести будет труп. Но ты не двигаешься с места, для бегства все готово, а ты так и сидишь на стуле и всматриваешься в это жилье, как в зеркало. На постели ни единой морщинки; невозможно догадаться, что здесь побывал чужой. Ну разве что какой-нибудь чудак. Или псих с навязчивой идеей отомстить семье, причинившей людям столько горя. Или отец, брат, племянник неизвестной девочки, которую десятилетия назад по частям распихали по пластиковым пакетам и выбросили в залив.

Иногда тебе кажется, что над тобой проклятие: что из вас двоих узница на самом деле ты, хотя ничто не мешает тебе открыть дверь и сразу затеряться в лесу. А он – свободен.

Чтобы не оставлять следов, вместо обеда и ужина ты сосала сухие спагетти. Заплесневевшие фрукты в пищу больше не годились. Ты выпила две бутылки воды из уже вскрытой упаковки. Когда Лука выползет из клетки, он будет не в том состоянии, чтобы пересчитывать бутылки. Ты даже позволила себе выпить несколько глотков рома. Биологические отходы ты успела вынести и ликвидировать в те недолгие моменты, когда на помощь тебе приходило небо, обрушивая на землю двадцатиминутный ливень. Домик выглядит нежилым. Чтобы вернуть экран ноутбука в то положение, которое было у него вначале, пришлось провозиться несколько часов, ты снова и снова по миллиметру меняла его наклон, добиваясь точности. Пока не выбилась из сил и не заснула, сидя на стуле, опустив голову на стол. Когда ты снова открыла глаза, оказалось, что полночь пятого дня наступила час назад. И тут ты со всей ясностью поняла: «Я его убиваю».

Прообраз будущего

Звонок возвещает о конце перемены. Гэвин через щель в дверце следит за Брендой Коллинз: она последняя, кто остался во дворе, стоит посреди лужайки, рядом с качелями. И озирается вокруг. Выжидает еще секунду-другую, вид у нее хмурый. Наконец цедит сквозь зубы: «Ну и дурак». Мальчик хихикает. А она убегает.

Это было чистое везение: подловить мистера Паркера перед распределительным шкафом. Наверно, ему понадобилось проверить показания счетчиков. Гэвин видел, как он что-то записывает на листке бумаги, а затем запирает шкаф на один оборот ключа. Только вот шкафчик остался незапертым. Ребята в классе играют; Сибилла Рамос, повернувшись лицом к стене, бормочет считалку. Гэвин принимает решение мгновенно.

У него учащенно бьется сердце. И дыхание как будто свистит внутри. Гэвин представляет себе свою пустую парту и мисс Купер, которая уже начинает заводиться: она терпеть не может, когда ребята идут в туалет в конце перемены. Однажды она напустилась на Брайана Петерсона. Он опоздал и влетел в класс запыхавшийся, и за это она выставила его за дверь на целый час.

С начала урока прошло уже пять минут. Может, даже больше. Но Гэвин все еще тут. Сквозь горизонтальную щель в дверце он наблюдает за лужайкой. Гвалт прекратился, слышно только, как проезжают машины. Коди – городок тихий. Мальчик положил палец на металлический язычок замка, секунда – и он повернет его. Сейчас как раз время выйти из укрытия и нарваться на взбучку. Кроме шуток, он готов повернуть язычок.

Это похоже на сон.

Перед входом в школу возникает мистер Паркер собственной персоной. Поднимается на одну ступеньку, осматривается. складывает руки рупором. «Гэвин!» – грозно кричит он. Затем, пробормотав что-то невнятное, выходит на середину лужайки. «Эй, Гэвин!» У него начинается приступ кашля, он сплевывает в траву белый сгусток мокроты. «Чертова ребятня!» – цедит он сквозь зубы и идет вдоль школьного здания, начиная обход территории.

Минуты, которые за этим следуют, – прекрасны. И одновременно ужасны. В шкафчике жарко, воздух спертый. Гэвин видит, как мистер Паркер показывается из-за угла школы, и готов прыснуть со смеху, но сдерживается. В этот момент появляется взволнованная мисс Купер: «Альфред!» Сторож разводит руками. «О господи!» – восклицает мисс Купер и снова