меня мамой. Она восприняла кончину дедушки с удивительным смирением, какое обычно проявляют маленькие дети в печальных обстоятельствах. Сегодня или завтра человек, с которым она проводила все вечера, должен был исчезнуть, превратиться в надгробный камень. Это он помогал ей делать первые шаги. Учил произносить первые слова. Если моя дочь умеет завязывать бант, это заслуга моего отца. После десятичасового рабочего дня в гостинице я приходила домой и находила их на диване, перед телевизором. Она, уставшая, дремлющая в ожидании ужина. Он, неподвижный и горделивый, как гранитный лев на ступенях собора. Его лицо стало первым из образов мира, запечатленных ее памятью. Он рассказывал ей истории о своих друзьях-литейщиках, художниках по металлу. Они создавали из чугуна гигантские лошадиные головы; их работы еще и сегодня можно видеть на колокольне и на колоннах зданий нашего городка. Я доверила дочь заботам самого доброго человека в мире. Иногда они во время прогулки доходили до крытого рынка, покупали пиццу и съедали ее, сидя на ступеньках у церкви; если начинался дождь, они прятались под портиком. Лаура рассказывала мне о голубях, которым оставляла корочки своей пиццы. Одному из них, с больной лапкой, она даже дала имя. Кажется, Филиппо.

Мы были довольны жизнью. Две скромные зарплаты и одна пенсия: бывает и хуже. А потом были похороны. Но кто не привык к достатку, быстро утирает слезы – ему некогда сидеть в кресле и предаваться скорби. Со смертью моего отца мы лишились не только источника дохода, но и неоценимого помощника, который знал, что нужно маленькой девочке. И случилось это в начале лета, когда закрывался детский сад, лишая нас нескольких часов свободного времени (впрочем, мы все равно проводили его на работе). Глупо было вкалывать целыми днями, чтобы иметь возможность нанять няню. Марко так и сказал: «Это глупо». А так наша дочка, как минимум, не забывала, как выглядит мама.

Прощаясь с Даниэле, Лаура просто машет ему рукой. Ее желание соблюдать дистанцию он воспринимает как нечто естественное, как результат травмы, нанесенной многолетним заключением. Он соблюдает дистанцию и со мной: если и целует меня, то сдержанно, в щеку. Пока что сказочка о «потерянном и вновь обретенном отце» всех устраивает. Но этот карточный домик может рассыпаться от малейшего толчка, и тогда мой спутник жизни узнает правду, которую я скрывала с самого начала: долгое время я зарабатывала сексом по телефону. Это третья сторона медали.

Мы все заложники. Слова, которые Лаура произнесла однажды вечером, были для меня как резкий удар в темноте: «Мне бы хотелось увидеть наш старый дом». Даниэле опускает голову, перестает жевать. Я собираюсь произнести что-то вроде: «Мы над этим подумаем», но у меня не получается. А моя дочь продолжает: «Я хотела бы пойти туда одна».

Франческа говорит, что это важная веха: осознание дистанции, возвращение. Лауре хочется замкнуть круг. «Для нее это потребность, – заявляет гениальная психологиня. – Ваша дочь должна закрыть гештальт». Тем не менее, пока я смотрю, как она собирает вещи, во мне все переворачивается. И одновременно какая-то часть меня (наверно, я самая плохая мать в мире) без слов умоляет: «Да уберись ты ради бога, дай мне вздохнуть спокойно!» Даниэле уже несколько месяцев не прикасается ко мне (а когда это случается, мы проделываем все молча, как воры).

Я советую ей взять шесть пар носков: она берет две. Надо уложить футболки, куртки: нет, хватит того, что будет на ней. Ведь она едет не на вечность, а всего на несколько дней. Главное – не забыть зарядник для телефона за пятьдесят евро. Вслух я произношу: «Никогда заранее не знаешь, что понадобится». А мой взгляд говорит: «В прошлый раз ты меня не послушала – и исчезла на четырнадцать лет».

Когда она уже стоит на пороге, у меня возникает какая-то растерянность, смутное ощущение катастрофы. Возможно, так чувствуют себя матери астронавтов перед запуском. Лаура говорит: «Я пошла» и прижимается щекой к моей щеке, потом к щеке Даниэле. Мы ждем на площадке лифт. Машем рукой, пока закрывается дверь. И моя дочь исчезает в железной клетке.

Куклы

– Говорю тебе: я ее видела. Она стояла вот здесь, перед домом. – Ну ладно, ладно.

– Ты мне не веришь.

– А что ты хотела услышать?

– В смысле?

– Который раз ты это повторяешь…

– Она была здесь, на детской площадке.

– Как во все предыдущие разы.

– Забудь про предыдущие разы.

– Ну хорошо. Что мы сейчас должны делать?

– Ты мне не веришь.

– Верю: Лаура была здесь. Стояла и смотрела на дом. Что мы сейчас должны делать?

– Она так изменилась…

– Четырнадцать лет кошмара и еще пять после того, как она нашлась. Кто угодно изменился бы.

– У нее был рюкзак цвета фуксии.

– Прошлый раз был хаки.

– Прошлый раз это была какая-то другая девчонка, которая просто проходила мимо.

– А сегодня, значит…

– Видишь? Ты мне не веришь.

– Мартина, я знаю, все это нелегко.

– Что именно?

– Ну, вся эта история, и вообще… Живешь, как будто у тебя призрак за спиной. Я устал от этого.

– Я живу с мыслью о лучшей подруге, которая однажды исчезла неизвестно куда. Ее нашли, когда я собиралась получать диплом бакалавра.

– Бедняжка.

– Пять лет молчания, ни одного звонка. И вдруг она здесь, собственной персоной.

– Это была не она.

– Говорю тебе: это была она. В этот раз я не обозналась.

– Как прошлым летом, когда ты вернулась домой в слезах и сказала, что видела Лауру в супермаркете. Или в тот раз, когда…

– Перестань!

– Я только хочу сказать, что тебе надо избавиться от этой одержимости. Зачем портить себе жизнь? Ты постоянно на взводе.

– Иногда я ищу ее в соцсетях.

– Что?

– Знаешь, сколько там женщин по имени Лаура Преста?

– Нет.

– Очень много.

– Твоя Лаура Преста, скорее всего, понятия не имеет о соцсетях. Так или иначе, я на ее месте взял бы себе ник. Чтобы никто не догадался…

– Только что она была здесь.

– Опять начинается?

– Сидела на старых качелях, как мы с ней любили когда-то. И смотрела на дом.

– Послушай меня. В последний раз говорю: ты ни в чем не виновата.

– Если бы в тот день я не оставила ее одну…

– Прекрати наконец. Что случилось, то случилось.

– Может, ей что-то было нужно…

– Ну так она позвонила бы.

– Я вижу ее в окно, но, пока иду к двери, она исчезает.

– Во всех журналах и на всех сайтах пишут, что страхи матери передаются ребенку. Посмотрим фильм на эту тему?

– В первое время я