Сталин изложил на конференции и некоторые другие вопросы, напрямую касавшиеся сфер интересов и безопасности СССР. Лидеры трех держав обсудили сложнейшую польскую проблему, включавшую будущее политическое устройство этого государства и прохождение его границ. Известно, что позиция советской стороны о необходимости восстановления советско-польской границы по состоянию на 1941 г. и получения Польшей территориальной компенсации за счет Германии не вызвала принципиальных возражений со стороны западных лидеров. Однако и Черчилль, и Рузвельт пытались побудить Сталина наладить отношения с польским эмигрантским правительством, что было неприемлемо в условиях враждебного отношения последнего к Москве. У. Леги подчеркивал, что во время Тегеранской конференции «проблема польских границ подробно не обсуждалась. После того как все в той или иной мере признали в качестве восточной границы Польши линию Керзона (Рузвельт, правда, конкретного согласия не дал), вопрос о западных границах остался нерешенным, хотя три руководителя в принципе согласились, что Польша должна получить часть германской территории как компенсацию за тот район, который должен был остаться у России…»231

Основная дискуссия по польскому вопросу развернулась позднее – уже в период Ялтинской конференции. Но еще до встречи в Крыму в позициях сторон касательно будущего Польши стали возрастать элементы конфронтации, о чем будет сказано ниже.

30 ноября, в день, когда Рузвельт объявил Сталину о сроках открытия второго фронта, на конференции был поднят вопрос и свободного выхода СССР к «теплым морям». Инициатором обмена мнениями выступил не советский лидер, а британский премьер, считавший, что ранее Британия возражала против этого, но сейчас считает, что СССР должен получить доступ к «незамерзающим портам». Сталин согласился с этим, но добавил, что этот вопрос можно будет обсудить позже. Кроме того, по его мнению, надо было «пересмотреть вопрос и о режиме турецких проливов» – то есть выхода России из Черного моря. Далее речь зашла о Дальнем Востоке, и Сталин сказал, что не возражает против создания независимой Кореи и возвращения Формозы и Маньчжурии Китаю. Советский лидер подчеркнул, что СССР «заперт также и на Дальнем Востоке», так как важнейшие проливы там контролируют японцы. После этого в разговор вступил Рузвельт, заостривший внимание на своей идее свободных портов. «На Дальнем Востоке, – по его мнению, – таким портом мог бы быть Дайрен». На возражение Сталина, что этим возможно будет недоволен Китай, Рузвельт ответил, «что Китай с этим будет полностью согласен».

В конце этой части дискуссии Черчилль заявил: «управление миром должно быть сосредоточено в руках наций, которые полностью удовлетворены и не имеют никаких претензий. Сталин же добавил: «управление миром должно быть сосредоточено в руках наций, которые способны на это». Премьер согласился и подвел итог: «судьбы мира должны быть сосредоточены в руках сильных стран, которые полностью удовлетворены и не имеют никакого желания взять себе что-либо еще… три наши страны являются именно такими странами. После того как мы договоримся между собой, мы сможем считать, что мы полностью удовлетворены, а это самое главное»232.

Понятно желание Черчилля видеть Великобританию мощным и равновлиятельным членом коалиции великих держав. Его предложения Сталину могли показаться весьма «щедрым» подарком. Но не будем забывать, что Черчилль завел речь, прежде всего, о Дальнем Востоке, где британские позиции за последнее время сильно пошатнулись. На роль главного арбитра в этом регионе безоговорочно претендовали США. В отношении европейских дел Черчилль предпочел выдержать паузу.

На Тегеранской конференции лидерам западных стран стало ясно, что лично для себя Сталин уже закрыл тему включения Прибалтики в состав Советского Союза. В работе М. Гилберта приводятся интересные сведения о том, что по возвращению из Тегерана Черчилль сообщил Идену: «когда Сталин говорил о Восточной Пруссии и Кенигсберге, он ничего не сказал о прибалтийских государствах, которые останутся под русским контролем при любых обстоятельствах», – и добавил: «запросы русских никак не выходят за пределы границ бывшей царской России, а в ряде случаев они заметно меньше»233. В целом советская точка зрения о необходимости восстановления довоенных границ СССР не вызывала у Черчилля возражений.

Имеются основания полагать, что еще до встречи в Тегеране Рузвельт выработал свой подход к вопросу о прибалтийских странах. Фактически это было одобрение их вхождения в состав СССР, обусловленное проведением там послевоенного плебисцита. Рузвельта особо не интересовали формы этого плебисцита и контроль над ним. Ему нужно было формальное согласие Сталина, которое он мог бы использовать для успокоения общественного мнения американцев и, главным образом, выходцев из прибалтийских государств.

1 декабря 1943 года между Рузвельтом и Сталиным произошел следующий диалог, отрывки из которого подтверждают упомянутый подход американского президента:

Рузвельт заявил, что «В Соединенных Штатах может быть поднят вопрос о включении Прибалтийских республик в Советский Союз, и я полагаю, что мировое общественное мнение сочтет желательным, чтобы когда-нибудь в будущем каким-то образом было выражено мнение народов этих республик по этому вопросу. Поэтому я надеюсь, что маршал Сталин примет во внимание это пожелание. У меня лично нет никаких сомнений в том, что народы этих стран будут голосовать за присоединение к Советскому Союзу так же дружно, как они сделали это в 1940 году.

Сталин. Литва, Эстония и Латвия не имели автономии до революции в России. Царь был тогда в союзе с Соединенными Штатами и с Англией, и никто не ставил вопроса о выводе этих стран из состава России. Почему этот вопрос ставится теперь?

Рузвельт. Дело в том, что общественное мнение не знает истории. Я хотел бы поговорить с маршалом Сталиным о внутреннем положении в Соединенных Штатах. В будущем году в Соединенных Штатах предстоят выборы. Я не желаю выдвигать свою кандидатуру, но если война продолжится, то я, может быть, буду вынужден это сделать. В Америке имеется шесть-семь миллионов граждан польского происхождения, и поэтому я, будучи практичным человеком, не хотел бы потерять их голоса… В Соединенных Штатах имеется также некоторое количество литовцев, латышей и эстонцев. Я знаю, что Литва, Латвия и Эстония и в прошлом и совсем недавно составляли часть Советского Союза, и, когда русские армии вновь войдут в эти республики, я не стану воевать из-за этого с Советским Союзом. Но общественное мнение может потребовать проведения там плебисцита.

Сталин. Что касается волеизъявления народов Литвы, Латвии и Эстонии, то у нас будет немало случаев дать народам этих республик возможность выразить свою волю.

Рузвельт. Это будет мне полезно.

Сталин. Это, конечно, не означает, что плебисцит в этих республиках должен проходить под какой-либо формой международного контроля.

Рузвельт. Конечно, нет. Было бы полезно заявить в соответствующий момент о том, что в свое время в этих республиках состоятся выборы.

Сталин. Конечно, это можно будет сделать. Я хотел бы знать, решен ли окончательно вопрос об отъезде завтра…»234