Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пиата не сидела, а лежала на софе, свившись в клубок рядом с Мишленом… свившимся в клубок. За этой безмятежной парочкой умиленно наблюдало чудовище, которое Терновы выдавали людям за служанку. Оно пило чай вместе с моим личным китайцем, явно делясь с тем мудростью или чем-то наподобие. Во всяком случае, я не заметил особого ужаса на лице Мао Хана. Кивнув вскочившему и отвесившему поклон слуге, я сграбастал Пиату на руки и утащил на допрос.
— А? Что? — Пиата, выпущенная мной на кровать, усиленно делала вид, что «похищение» застало её врасплох. Она тёрла кулачками глаза и отчаянно зевая, бормотала, — Воля мира? Да… она есть. Нет, это не рабство. Все эйны как были свободными, так и остались, но это воля, понимаешь? Мира? Мы тоже мир. Воля общая.
— Пока не понятно, — озвучил я одну из непонятностей этого дня.
— Ой, всё, — недовольно завозилась Пиата, устраиваясь поудобнее, — Это договор, понимаешь? Азовы получили часть Ларинена, совсем небольшую, а также некоторое количество нашего народа в услужение. Те, кто не мог или не хотел идти в слуги, те, кто родились без желания помогать миру или слишком уж желая свободы — они вольны уйти. На их место всегда придут другие. Нам, эйнам, повезло. Людская мана возвышает нас. Ну ты видел мать Константина, да?
— Видел, — покивал я. Мать Азова младшего была женщиной роскошнейшей и вполне нормальных размеров, в то время как сама Пиата напоминала большую куклу.
— Ну вот, — вновь зевнула девушка, — Но обычно Истинные ничем не расплачиваются со своим миром, платой служит лишь его существование. Хотя… нам, эйнам, очень повезло.
— Расскажешь?
— Ну… — скосила глаза вредная девчонка, — Если меня угостят…
Я обреченно вздохнул, закатывая глаза и морально готовясь к дальнейшему опустошению собственных запасов. Разговор будет долгий, его кратко прервут лишь недовольная Кристина, принесшая одно интересное приглашение, да курьер, что доставит заказанный мной длинный меч, и я это еле замечу. Подруга из иного мира, не задаваясь вопросами, будет просвещать меня о житье-бытье таких подневольных аристократам миров и их обитателей.
Знай я тогда, что это будет последний мой спокойный вечер на долгое время вперед — наверное, не только бы напился, но и споил всех окружающих, включая Мао Хана.
* * *
(некоторое время тому назад)
Разговоры в уютной домашней обстановке относятся к одним из самых откровенных.
— Милая моя, — спокойным тоном обратился человек к расчесывающей волосы супруге, сидящей за небольшим столиком перед зеркалом, — Поведай мне, грешному, как тебе пришла в голову мысль отправить в Петербург… САМУЮ ТУПУЮ ИЗ СВОИХ КУРВ?!!!
Нельзя было сказать «женщину снесло рёвом со стульчика на пол», но эффект был приблизительно таким. Шарахнувшись от яростного крика, она шлепнулась на толстый персидский ковёр, попутно выдрав у себя расческой хороший клок волос. И онемела в процессе.
Что великолепно сочеталось с планами взбешенного супруга, принявшегося мерить огромную спальню шагами и рычать дальше:
— Уму непостижимо! Не! Постижимо! Поручить такое тонкое дело этому бревну! Этой тупой ослице, которая так торопилась вернуться мандой на хер своего черного дружка, что даже не дала себе за труд хотя бы неделю… НЕДЕЛЮ!!!..посмотреть за парнем! Узнать, чем он дышит, кто с ним ладит, кто не ладит! Провалить с треском простейшее дело! И так нас… да какой, в дупу, нас! Меня подставили! Государя!
— Мил… — попыталась встать императрица, но шарахнулась от вида натурально подскочившего к ней мужа, вновь свалившись на ковер.
— ТРИ КНЯЗЯ! — рыкнул тот, сверкая побелевшими от ярости глазами, — Три! Князя! Маша!! Ты чувствуешь, как это звучит?! Князья, мать твою! Мне за корнета Стегольского Варшавин и Конюхов плешь три года едят, да причмокивают! А ты вот такое подсунула! Курву свою подсунула! План у неё был!
— Да какие три-то!! — вскрикнула императрица, хватаясь дрожащими руками за стульчик.
— Дура ты, Маша! И курвы твои дурацкие! — взвыл император, приходя в окончательное негодование, — Елецкого почему повесили?! Кто в истоках стоит?! Дайхард стоит! Мне его благодарить за это еще придётся! Даже не моргай! Еще как придётся! Ренеева он же ушатал?! Он! Второй князь?! Второй, мать твою!
— Маму не трогай!!
— Молчи, Маша… — натуральным драконом прошипел Петр Третий, — Не доводи до греха! Не оберешься, точно тебе говорю…
— Но третий-то кто? — плачущим и очень тихим голосом спросила супруга, внезапно понявшая, что в такой ярости она своего мужа еще никогда не видела.
— Ренеев же… — пропел-прошипел государь, — Новый который… твоими заботами и моей подписью организованный! Во владение не вступивший, присягу не давший, открестившийся от всего…
— Петя…
— ПОД СВИДЕТЕЛЬСТВОМ ТЕРНОВЫХ, МАТЬ ТВОЮ ЗА НОГУ, МАША *ЛЯ!!! ТВОЯ СУКИНОЙ КОЗЫ ДОЧЬ, ТВАРИНА СВОЛОЧНАЯ НЕДОНОШЕННАЯ, УСТРОИЛА! ПО СЛОВУ ТВОЕМУ! И МОЕМУ! МЕНЯ НОСОМ В КНИГУ БАРХАТНУЮ ТКНУТ, СПРОСЯТ — ГДЕ КНЯЗЬ?! А Я ИМ? НЕТУ? БУМАЖНОГО РЕНЕЕВА ИМПЕРАТОР СОЧИНИЛ, ПОСМЕЯТЬСЯ?
Невнятно прорычав, император отошел от супруги, вновь принявшись мерить спальню шагами. Мария Харитоновна, обняв злосчастный стульчик, с неприкрытым страхом наблюдала за супругом. Петр Третий был страшен не сколько в гневе, сколько тем, что, приняв в этом самом гневе какое-либо решение, неутомимо и последовательно воплощал его в жизнь безо всяких скидок и послаблений.
— Петя! Не виноватая я! — попробовала жалким вскриком взять мужа на жалость жена. Чем вызвала обратную реакцию.
— Не виноватая ты?! — скрежетнул зубами венценосец, а затем показал жене почти сжатые большой и указательный палец, — Между твоей «невиноватостью» и изменой вот столько! Столечко! Короче, чем из п*изды волосок! Поняла?!
— Я все исправлю! — еще один жалостливый выкрик, которому слушатель снова платит грошовую цену.
— Нет уж, всё исправлю именно я! А ты…
Император задумывается, заставляя своим молчанием внутренности супруги буквально покрыться инеем.
— А ты, Машенька, вот что… — зловеще тянет злой супруг, — Знаешь, как твоя курва кончилась? А, ты еще даже этого не знаешь?! Ну даешь… опять у себя куковала, да? Кукушка, м-мать… Так вот, я с Терновых пример взял, с деда егошного. Обоссал я, значит, мешок, а потом мои молодцы в него твою д-дуру с-сунули, и в Москва-реку выброс-сили. С камнем! Поняла?! Так вот, твоё наказание, Машенька, будет таким — всем своим бл*дям расскажешь, как их подруженька кончила, расскажешь за что, расскажешь почему. И если хоть одна сука твою свиту покинет, вместо того чтобы начать мозгами обзаводиться — я и тебе, и ей это припомню. Поняла?!
Глава 16
С крыльца