А это, оказывается, была жена Арбуза…

Он убил ее своей машиной.

Он убил ее…

— … а Алинка, жена арбузовская тайная, такая хорошая была, — вернулся к Боровику голос Романа, — а дочка у него какая сейчас выросла! Мария называется. Такая девчонка! Вот подрастет еще — женюсь!

— Заткнись, — произнес Боровик сквозь зубы.

Роман замолчал, а потом обиженно произнес:

— То ему рассказывай всю подноготную, то заткнись…

Боровик пошарил взглядом по кухне, потом взял с полки большой стакан и наполнил его водкой.

— Эй, ты что? Мне-то оставь! — запротестовал Роман.

Не обращая на него внимания, Боровик залпом выпил водку и молча вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь.

— Ну и дружки у меня… — Роман посмотрел на опустевшую бутылку. — Один в морду дал, а другой всю водку выжрал. И ведь еще неизвестно, что хуже.

Он встал с табуретки и, держась за стену, прошел в гостиную.

— А у нас пиво имеется, — хвастливо заявил он сам себе. — Боровик водку выжрал, а пиво не заметил.

К его ногам подошел Шнырь и, задрав голову, требовательно мяукнул.

— Что, и тебе пива? — удивился Роман. — Не-ет, брат. Пиво не для тебя. А тебе я сейчас, несмотря на то, что пьян, все-таки задам корма. Пошли.

И, сделав рукой приглашающий жест, Роман снова направился в кухню.

— Сейчас, — сказал он открывая холодильник и доставая из него банку «Вискаса», — сейчас. Сейчас прольется чья-то кровь. Главное, чтобы не моя. Понял, скотина? А пива я тебе все равно не дам.

* * *

Боровик в три затяжки выкурил сигарету, швырнул ее на тротуар. Со злостью растоптал окурок каблуком. Пора звонить генерал-майору Безродному, отчитываться о проделанной работе.

Ну и что сказать?

Что побег матерого изменника и врага народа Чернова организовал популярный певец Роман Меньшиков по заказу криминального авторитета Арбуза?

Тогда Ромке каюк.

И никакие заслуги на ниве воспевания тюремной романтики не спасут. Может, в лагере они и помогли бы ужиться среди местного контингента, да вот беда — до лагеря Ромка скорее всего просто не доживет.

Богатый опыт подсказывал Боровику, что чем глубже залезаешь в серьезные, да к тому же еще и попахивающие политикой дела, тем дальше от закона и тем ближе к могиле. Ну а в том, что дело это серьезное и с политическим замесом, после разговора с Безродным сомнений не было.

Арбуз тоже долго не протянет, ясный перец.

Государственная машина в случае необходимости еще способна ощериться — схрумкать какого угодно авторитета так, что и косточек не останется.

А тут еще удар ниже пояса — арбузовская жена…

Боровик глухо застонал, как от зубной боли. Подошел к своей «копейке», пнул ногой колесо. Подумал, что и сам висит на волоске — даже в голливудских фильмах те, кто слишком много знает, долго не живут.

Да, втравил ты меня в историю, друг детства.

Придется с этой историей разбираться. А пока нужно хоть на время обезопасить дружков ситных от неумолимой государственной машины.

Боровик достал мобильник, визитку Безродного. Набрал номер.

— Товарищ генерал-майор, говорит майор Боровик. Так точно, через тридцать минут буду у вас.

Похлопал «копейку» по желтому помятому боку.

— Ну что — поехали, цыпа?

На этот раз Безродный не встречал Боровика у дверей, однако из-за стола приподнялся, взмахом руки пригласил сесть напротив.

— Чем порадуешь, майор? Знаю, что ты в «Крестах» отметился, народишко тамошний хорошо потряс. Ну, и каковы результаты?

— Думаю, что уже можно сделать некоторые выводы, — осторожно начал Боровик, — похоже, что Чернов действовал в одиночку.

— На чем основываешься?

— Чернов ни с кем в «Крестах» близко не сошелся. Авторитеты, способные оказать реальную помощь в организации побега, держали его за хлюпика, интеллигента. Даже не гоняли особенно — он был для них пустое место. С другими категориями заключенных Чернов тоже практически не контачил — надзиратели все как один отметили его замкнутость и нелюдимость. Состояние на грани глубокой депрессии.

— Ну-ну, — протянул Безродный, — и как же такой доходяга умудрился дернуть из самого неприступного ИВС нашего города?

— Скорее всего здесь сработала редкая комбинация случайных факторов. Неразбериха, связанная с концертом, небрежность кого-либо из охранников. Просто приоткрылась какая-то щель — и Чернов тут же юркнул в нее. Может быть, даже неожиданно для самого себя.

— Да ты психолог, майор, прямо «Преступление и наказание» какое-то! — продемонстрировал начитанность Безродный. — А за концерт ты не подумал зацепиться? Как насчет того, чтобы поискать пособников среди этой публики?

— Ну что вы, — Боровик позволил себе небрежно махнуть рукой, — отпадает по всем пунктам. Побег и концерт определенно разнесены по времени. Наконец, весь транспорт тщательно контролировался на въезде и тем более на выезде — они муху навозную не смогли бы спрятать, не то что человека. Я лично все проверил, так оно и было.

Боровик знал, что начальник «Крестов» даже под страхом смерти не сознается в том, что прошляпил проверку на выезде, поэтому блефовал безбоязненно.

Безродный повертел в руках бюст Дзержинского.

Встал, переставил его со стола на подоконник. Поправил штору, окаймленную плюшевыми шариками. Посмотрел в окно.

— Эх, хорошо на улице, майор! А мы вынуждены в грязи копаться. Государевы слуги. На нас одна надежда в смутные нынешние времена. Может, и помянут потомки добрым словом, не забудут тех, кто в тяжелые годы делал все, чтобы спасти страну от бардака и беззакония.

Безродный вернулся за стол, взял в руки карандаш.

— Хорошо ты все изложил, убедительно. Да вот только толку не вижу от твоих стараний.

— Товарищ генерал-майор, — твердо сказал Боровик, — я привык отвечать за свои действия. Ситуация сложная, за один день не распутать. Необходимо тщательно допросить всю охрану, надзирателей, восстановить мельчайшие подробности каждой секунды того вечера.

— Как ты говоришь — привык отвечать? — спросил Безродный. — Ну что же, это справедливо…

Карандаш в руках Безродного застыл в воздухе.

— Эх, Саша! И дело-то ведь какое ответственное, серьезное! В полном смысле этого слова государственной важности дело. На таком деле можно и звездопад себе на погоны заслужить, а можно и вовсе звездочек этих самых лишиться. Тут уж, как говорится, либо грудь в крестах — либо голова в кустах.

«Вот тебе пряник — вот тебе и кнут», — подумал Боровик.