— Мама, смотри!

Роман, понятное дело, не был мамой этого ребенка, но машинально оглянулся.

Девочка лет десяти указывала куда-то пальцем, и, посмотрев в ту сторону, Роман увидел быстро приближавшийся к собору «Ил-86», в кабине которого сидел знакомый азербайджанец из магазина «24 часа».

На зеркале заднего вида болтались четки, а за уплотнитель стекла были засунуты несколько лазерных дисков, которые, по убеждению некоторых водителей, защищают от дорожного радара.

Какое зеркало заднего вида? Какие диски? Это же самолет!

И он летит прямо на меня — дошло вдруг до Романа.

Он дернулся было бежать, но, поняв, что метаться поздно, посмотрел в глаза азербайджанцу. Тот довольно улыбнулся, и в этот момент самолет врезался в собор чуть ниже того места, где стоял Роман.

Раздался оглушительный грохот, Роман почувствовал, как опора ушла из-под его ног и он полетел вниз в туче пыли вместе с обломками камня, кусками балюстрады, смятыми листами зеленой кровельной жести, каменными ангелами и людьми, всего лишь несколько секунд назад стоявшими рядом с ним.

Романа развернуло лицом вверх, и он увидел, как огромный золоченый крест, покачнувшись, наклонился, а потом вместе с фрагментом купола провалился внутрь собора. Раздался громовой удар, и из пролома, в который упал крест, поднялось облако пыли.

А Роман все падал.

В его голове мелькнула мысль о том, что он давно уже должен был лежать под грудой развалин, но этого почему-то до сих пор не случилось. Вокруг Романа мелькали толстые обломки стен, каменная крошка, человеческие тела, и этому не было конца.

Вдруг Роман с удивлением услышал, что сквозь грохот, скрежет и истошные человеческие крики прорвался совершенно неуместный звук дверного звонка. Причем именно того самого звонка, который имелся в прихожей его квартиры.

Этот знакомый звук становился все ближе и громче, потом картина катастрофы подернулась рябью, и Роман проснулся. С трудом открыв глаза, он сглотнул и почувствовал, что во рту сухо и пыльно, как во внутренностях старого телевизора.

Звонок звонил не переставая, и Роман, прохрипев несколько матерных слов, с трудом сел. Комната тут же поплыла вокруг него, но, схватившись дрожащей рукой за спинку кровати, Роман смог удержать равновесие.

На стуле сидел Шнырь, который внимательно и даже как бы с любопытством следил за Романом.

— Это ты насрал мне в рот? — прошептал Роман и медленно встал.

Из прихожей доносился непрекращавшийся звон.

На глаза Роману попалась коробка с немецким пивом, и он понял, что нужно немедленно промочить горло, иначе будет совсем плохо. А тот кретин, который стоит за дверью и настырно давит на кнопку звонка — подождет.

Вытащив из коробки одну из остававшихся в ней трех бутылок, Роман присосался к горлышку и оторвался от него только тогда, когда бутылка опустела.

Жадно вздохнув несколько раз, словно он только что вынырнул из-под воды, Роман бросил бутылку в угол и взял вторую.

А звонок все не умолкал.

— Звони, звони, — сказал Роман, открывая пиво, — вот я сейчас открою дверь и позвоню тебе по башке…

От второй бутылки он отпил только половину и, сочтя, что пока хватит, направился в прихожую, хватаясь за стены, потому что его кидало из стороны в сторону, а пол предательски уходил из-под ног.

Открыв дверь, Роман с трудом сфокусировал глаза на стоявшей за дверью фигуре и узнал Шапиро. За его спиной виднелись какие-то люди, но Роман тут же забыл об этом.

— Ну заходи, — сказал он и шагнул в сторону.

При этом его повело, и Роман повалился на вешалку, сорвав висевшую на ней одежду. Рухнув на пол, Роман ощутил себя лежащим на потолке и обеспокоенно сказал стоявшему внизу Шапиро:

— Ты только осторожно… Здесь у меня штормит. Пива хочешь?

— Потом, потом, — торопливо ответил Шапиро, колыхаясь и ускользая из фокуса, — поехали со мной, дело есть.

— Куда поехали-то? — спросил Роман, шевеля непослушными руками и пытаясь спуститься вниз, на пол.

— Там узнаешь. Важное дело.

— Дело… — Роман почувствовал, что пиво дошло куда надо и в теле появилось сладкое ощущение блаженства. — Дела у прокурора… Дело, тело, надоело…

Глаза Романа закрылись, и Шапиро вместе с прихожей, а заодно и со всей вселенной исчезли.

Шапиро оглянулся на уже вошедших в прихожую людей и сказал:

— Ну вот, видите…

— Видим, — кивнул один из них, постарше и посолиднее, — но это ничего.

Он обернулся к двум другим и приказал:

— В машину его.

Те сноровисто взяли Романа за руки-ноги и потащили его вниз по лестнице.

— А вы, — главный снова повернулся к Шапиро, — помните, что хоть я и не беру с вас расписку о неразглашении, длинный язык может сослужить вам плохую службу.

— Я… я понимаю, — ответил бледный Шапиро.

— Вот и хорошо, — кивнул главный, — так что желаю здравствовать. Мы вам еще позвоним.

Он вышел из квартиры, а Шапиро бросился к окну и успел увидеть, как бесчувственное тело Романа закинули в просторный багажник «мерседеса», на котором Шапиро привезли к Роману, затем трое сотрудников отдела по борьбе неизвестно с чем неторопливо уселись в машину, и «мерседес» медленно выехал из двора.

Шапиро вытер со лба пот, потом прошел в комнату и, обнаружив в углу коробку с последней бутылкой пива, сказал тершемуся у ног Шнырю:

— И не надейся. Здесь только одна.

Достав бутылку, он открыл ее и, сделав несколько глотков, вышел в кухню.

Там он уселся за стол, закурил и обратился к Шнырю:

— Может быть, ты сможешь объяснить мне, зачем эти люди выдернули бедного Шапиро из теплой постели? Они что, не могли сами, без меня, приехать к Роману? Зачем я им понадобился? Не знаешь?

Шнырь не знал, а если и знал, то молчал, как партизан в вытрезвителе.

— Молчишь, — вздохнул Шапиро, — и вообще, кто они такие? Удостоверения… Ну да, удостоверения, но я не успел прочитать, с чем они там борются. Плохо это все…

Шнырь промолчал, а потом подошел к холодильнику и стал царапать дверь когтистой лапой.

— Жрать. Тебе бы только жрать, — огорченно сказал Шапиро, — а как помочь Шапиро советом, так нет тебя…

Шапиро снова вздохнул, потом встал и, отпихивая ногой оживившегося Шныря, подошел к холодильнику.

Арбуз сидел за стеклянным столом и, вертя в пальцах авторучку, слушал доклад одного из бригадиров, наиболее приближенного к нему сотрудника Володи Тюрина, которого, понятное дело, все называли Тюрей.