Он хотел «фотоаппарат столь же удобный, как карандаш», но для этого требовался более дешевый и простой фотографический процесс [39]. Он создал «негативную фотобумагу Истмена», которая сматывалась в рулоны и была намного удобнее стекла, для фиксации изображений. Рулон фотобумаги Истмена помещался в небольшой черный ящик, на основе которого он создал простой фотоаппарат, содержавший только самые необходимые приспособления: объектив и затвор. Чтобы открыть его, нужно было дернуть за шнурок [40].

Фотоаппарат «Кодак» впервые поступил в продажу в 1888 г. и стоил 25 долл. (600 долл. на сегодня). Его популярность позволила Истмену начать массовое производство по все более низкой цене. В 1896 г. был выпущен стотысячный фотоаппарат «Кодак». К тому времени цена устройства составляла всего 5 долл. (120 долл. на сегодня). «Кодаки» завоевали рынок благодаря простоте и доступности. Истмен сделал то, что всегда делают великие изобретатели потребительских товаров. Он позволил пользователю (фотографу) сосредоточиться на задаче (фотографировании), делая выполнение технических функций (проявки и печати) незаметными [41]. Фотоаппараты Истмена продавались заряженными фотопленкой, на которую можно было сделать 100 снимков, после чего она отсылалась на фабрику. Через несколько дней владельцу доставляли готовые снимки. Девиз Kodak гласил: «Вы нажимаете кнопку, мы делаем остальное» [42]. К концу следующего года фабрика обрабатывала около 700 фотопленок в день. Теперь каждый мог стать фотографом. Фотоаппараты «Кодак» дали людям возможность вести фотолетопись своей жизни и фиксировать самые дорогие сердцу моменты. Теперь фотографии можно было видеть повсюду. Они не только получили широкое распространение, но и стали документами, хранящими память об изменявших мир событиях, а запечатленные образы влияли на формирование целых поколений [43].

Моменты истины

Некоторые фотографии иллюстрируют случаи бессердечия, жестокости и нетерпимости. Фотография вьетконговского пленника, к виску которого перед исполнением смертного приговора приставлено дуло пистолета, для меня стала синонимом вьетнамской войны. Фотография тысяч людей, стоящих в очереди за едой в лагере для руандийских беженцев, всегда будет служить напоминанием о геноциде в этой стране. А снимок истощенных узников Освенцима, прижавшихся к забору из колючей проволоки, напоминает о судьбе многих моих родственников, ставших жертвами Холокоста. Однако на других снимках запечатлены более счастливые мгновения. Фотографии, сделанные мною из окон, выходящих на Большой Канал, пытаются передать смену атмосферы в Венеции при переходе от одного времени года к другому. На фотографии, висящей напротив моего рабочего стола, я запечатлел очарованных посетителей церкви Санта-Мария Новелла во Флоренции, разглядывающих фреску работы Мазаччо. Поэтичные снимки коронации Елизаветы II в Вестминстерском аббатстве делались Сесилом Битоном для того, чтобы доставить радость Великобритании, приходящей в себя после Второй мировой войны. Благодаря фотографии мы узнаем о важных моментах мировой истории и храним память о них. Всеми узнаваемые образы создают общие переживания людей [43].

К началу Второй мировой войны появление портативных фотоаппаратов с более чувствительной фотопленкой давало фотокорреспондентам возможность следовать за солдатами, идущими в бой. Первые военные фотографы, например Мэттью Брейди и Роджер Фентон, вынуждены были снимать только неподвижных людей – тогдашняя фототехника оставалась несовершенной. Военный фотограф Роберт Капа находился во втором эшелоне войск союзников, высадившихся в Нормандии в 1944 г. Стоя по пояс в водах Ла-Манша, под свист вражеских пуль Капа сделал несколько исторических снимков этой крупнейшей военной операции. «Если ваши снимки нехороши, значит, вы делали их с недостаточно близкого расстояния», – говаривал Капа [44]. Фотографии помогают запечатлеть мимолетные образы мира, которые при отсутствии в нем серебра сохранялись бы только в виде слабеющих воспоминаний. «Вы делаете снимок в течение малой доли секунды, – объяснял известный фотограф Анри Картье-Брессон в 1957 г. – Ваш глаз должен увидеть композицию или выражение лица, которые предлагает сама жизнь, и нужно интуитивно понимать, когда должен щелкнуть затвор фотоаппарата» [45].

Вовремя нажатая кнопка затвора – и становится понятно, как гражданские лица оказались втянуты во вьетнамскую войну. На фотографиях враг перестает быть безликим чудовищем и превращается в страдающее человеческое существо, с которым зрители могут почувствовать связь. Показывая простых людей на другом краю планеты, фотография пробуждает глобальное общественное сознание. Фотография Эдди Адамса «Казнь в Сайгоне», о которой говорилось выше, вызвала протесты, ведь изображенное выглядело бездумным убийством невинного вьетнамца. Снимок демонстрирует еще одну способность фотографии – искажать фактические события. Адамс объяснял: «Генерал убил вьетконговца, а я убил моим снимком генерала. Неподвижные фотографии – самое мощное оружие в мире. Люди верят им, но фотографии лгут, даже не прибегая к манипуляциям. Они сообщают только половину правды… Вот то, о чем умолчала фотография: “Что сделали бы вы, если бы оказались генералом в том месте в тот жаркий день и к вам привели бы так называемого плохого парня, который подорвал одного, двух или трех американцев?”» [46].

Хотя фотография близко подходит к истинному отображению реальности, она никоим образом не является абсолютно надежным источником информации. Снимки могут вводить и вводят в заблуждение. Фотографии Иосифа Сталина в окружении соратников постоянно изменялись: по мере того как люди из его окружения уничтожались в ходе партийных чисток, они исчезали и с фотографий. Коммунистическая партия Китая также часто прибегала к манипуляциям в темноте фотолабораторий.

Однако из надежных источников к нам по-прежнему приходят берущие за душу изображения реальности. В 1994 г. фотожурналист Себастьен Сальгадо провел три дня в лагере для беженцев Кибехо на юго-западе Руанды. Каждый день в лагерь прибывали сотни беженцев, стремившихся избегнуть насилия со стороны вооруженных формирований. Сальгадо испытал шок от того, что увидел. «Масштаб творящегося вокруг ужаса, по-видимому, сделал людей невосприимчивыми к идее смерти. Я видел мужчину, шедшего с узлом в руках и болтавшего с другим мужчиной. Когда они подошли к общей могиле, он бросил на кучу трупов безжизненное тело своего ребенка и повернул назад, продолжая болтать с попутчиком» [47]. Сальгадо хотел использовать фотографии для демонстрации реальности, стоящей за статистическими данными о бедности на планете. Фотографии говорят больше, чем слова: изображение человеческих страданий становится чем-то более важным, чем политические обращения, и задевают за живое каждого, кто их видит. Так фотография заставляет зрителя действовать.

Лично мне серебро предоставляет и другие способы хранить ценные воспоминания. На кофейном столике в моем кабинете лежат три серебряные персидские шкатулки, полученные моими родителями в качестве прощальных подарков при отъезде из Ирана в 1960-е гг. Их рисунок – чеканка по обратной стороне металла, позволяющая получить на лицевой стороне рельефное изображение. Шкатулки пробуждают во мне воспоминания о детских годах в Иране: о реве горящих газовых факелов, о зареве пожара на нефтяном месторождении и, разумеется, о наших посещениях мастерских серебряных дел мастеров, которые, сидя по-турецки, усердно трудились. Серебро всегда помогало сохранять воспоминания с помощью орнаментов и украшений. Но оно также продолжает служить средством сбережения богатства. В 1970-х гг., когда фотографический процесс с использованием серебра имел широчайшее применение, два брата, пытавшиеся найти надежное пристанище для своего огромного богатства, сумели вызвать рост цены на серебро до невиданных ранее высот.