Первый гол мы забили через восемнадцать минут после начала матча, когда Ривелино передал мяч мне, ожидавшему его на штрафной площади. Я выгадал момент, подпрыгнул и запустил мяч мимо вытянутых рук вратаря Энрико Альбертози. У Жерсона и Карлоса Алберто было много свободного пространства, тогда как итальянцы не лезли на рожон и старались мешать нам забивать. Спустя тридцать семь минут начало казаться, что их тактика могла сработать – всю игру мы лидировали, но когда Клодоалдо совершил ошибку и ударом пяткой отправил мяч в пустоту, его подобрал Бонинсенья, которому удалось обойти отчаявшегося Феликса и забить гол. Италия сравняла счет – могла ли catennacio и контратака принести им победу?

Спустя сорок пять минут я придумал, как забить мяч, и тут свисток судьи оповестил о перерыве – я не мог поверить в нашу удачу и во время перерыва сосредоточился на обдумывании своего решения.

Но втором тайме мы взяли игру под контроль, поскольку Италия не могла использовать свое психологическое преимущество. Жерсон использовал все доступное ему свободное пространство и спустя шестьдесят шесть минут с длинной дистанции забил гол. Через пять минут мяч в ворота отправил и Жаирзиньо, став первым футболистом, забившим по голу в каждом раунде финала Чемпионата мира. Италия в отчаянии заменяла футболистов, но никто уже не сомневался в результате. Мы начали просто получать удовольствие от игры. За четыре минуты до конца исход матча между нападением и защитой был решен. Мы знали, что итальянцы опекали каждого игрока, и что Факкетти, левый защитник, следовал за Жаирзиньо. Так что когда Жаирзиньо уходил с правого крыла, там оставалось свободное пространство, которое мы назвали «авеню». Несколько раз во время первого тайма мы пытались использовать его, но у нас ничего не получалось. Тогда ближе к концу второго тайма Тостао получил мяч, сделал пас Жаирзиньо, а тот передал его мне. Я видел, что Факкетти стоял за Жаирзиньо, и понял, что за мной никого нет. Поскольку я знал, что Карлос Алберто будет приближаться, я передал мяч ему. На тренировках мы часто оттачивали этот маневр, и потому все вышло замечательно. Карлос Алберто стремительно обошел Альбертози. Итоговый счет был 4:1.

Мы с Карлосом Алберто прекрасно друг друга знали, и на поле, и за его пределами. На протяжении пяти лет мы вместе играли в «Сантосе», и за это время у нас развились прекрасные взаимоотношения. Я даже представил его знаменитой актрисе Терезинье Содрэ, с которой он отчаянно мечтал встретиться, несмотря на то что на тот момент был женат. Конечно, я не одобрял этого, но в конечном итоге мой товарищ заключил брак с Содрэ. У Карлоса Алберто в Рио есть глубоко верующая тетя, которую он привозил ко мне каждый раз, как я получал травму, чтобы мы все вместе помолились. Мы хорошо чувствовали друг друга, что и продемонстрировали в финале Чемпионата мира.

После свистка на стадионе началось нечто невообразимое. Люди отовсюду бежали на поле, за какие-то секунды охотники за сувенирами сорвали с нас футболки и даже шорты – я сам снял свою майку, чтобы мне не оторвали вместе с ней голову. Болельщики подняли нас на руки, и лишь через несколько минут мы смогли добраться до раздевалок и прийти в себя. Мне удалось улучить спокойную минутку лишь в душе, где поблагодарил Бога и семью за то, что они помогли мне достичь этой великой победы. Пока я мылся, меня одолевал журналист, который каким-то образом умудрился пробраться в раздевалку – я знал его, он был одним из тех, кто распускал слухи о моем плохом зрении. Журналист встал передо мной на колени, сверху на него лилась вода, а он молил простить его за все то, что он написал. Помню, я ответил ему, что его простит Бог.

Потом мы вернулись на поле, чтобы забрать приз Жюля Риме, который нам вручал президент Мексики, – и, поскольку мы выиграли его в третий раз, было решено оставить его нам навсегда. Те сильные эмоции, те слезы радости в глазах Карлоса Алберто, поднимавшего кубок над головой, не сравнить ни с чем. Ну, разве что с аналогичным моментом в 1958 году, когда кубок держал Беллини. Но на этот раз я в полной мере осознавал значение подобного события, понимал, что это значит для людей в Бразилии. Я участвовал в каждом матче и при этом остался целым и невредимым, поэтому у меня было такое ощущение, будто я достиг всего, чего хотел.

Остались ли у меня какие-нибудь сожаления? Да, есть одна мелочь. Я бы с удовольствием забил на Чемпионате мира гол бисиклетой – что мне часто удавалось делать, играя за «Сантос» и потом за «Космос». Но мне ни разу не довелось исполнить это на Чемпионате мира. Как только я ни отправлял мяч в ворота – и головой, и правой ногой, и левой, и свободным ударом, но ни разу не перекидывал его через голову. Забавно, но те голы, которые не получились у меня в 1970 году, запомнились больше, чем удары, которыми я все же запустил мяч в ворота. Я говорю о сейве Бэнкса, о том, как я обхитрил вратаря. Я бы предпочел не делать ничего из этого, но зато забить бисиклетой. Это мой личный пунктик, по сути просто ерунда, но именно об этом я мечтаю.

«Его секрет крылся в импровизации. Он все делал в одно мгновение. Он обладал невероятным чутьем».

Карлос Алберто Торрес, бразильский футболист, чемпион мира

Сразу за триумфом 1970 года в Мексике последовали привычные уже приемы, банкеты, поздравления – все это было очень приятно, но и вместе с тем утомительно. В нашу честь устроили праздничный ужин, а потом некоторым из нас позвонил генерал Эмилиу Медиси, президент Бразилии. В 1964 году в Бразилии начался период военной диктатуры, и Медиси, пришедший к власти в 1969 году, был известным фанатом футбола. Он даже посеял некоторые волнения в сборной, заявив перед Чемпионатом мира, что хотел бы, чтобы его любимый футболист, Дада Маравилья, вошел в команду. Такая вот Бразилия – перед Чемпионатом мира каждый хочет высказаться, даже президент.

Медиси снова лично поздравил нас несколько дней спустя, когда мы прилетели домой в Бразилию на прием в президентский дворец. Он говорил о том, как он гордится нами и как рад, что мы привезли на родину трофей: конечно, он видел определенное политическое преимущество в футбольном превосходстве Бразилии – для страны и правительства это прежде всего хороший пиар – но было также очевидно, что он на самом деле любил футбол и был искренне рад нашей победе.

В то время многие говорили о том, что диктатура использовала футбол в своих целях. Будучи игроком, я не чувствовал никакого давления со стороны правительства, хотя некоторые члены нашего технического комитета и были военными, например командир запаса Клаудио Коутиньо. Во время подготовки он сказал нам, что победа Бразилии очень важна, поскольку она помогла бы успокоить народ.

По мере того, как до нас стала доходить важность этого свершения, мы сами начали размышлять о чудесном турнире. Газеты наперебой писали о том, как правильно то, что наш свободный стиль игры превзошел защищающийся подход итальянцев. И это соревнование было очень инновационным – на Чемпионате мира 1970 года впервые разрешили замены до трех игроков. Но лично для меня эта прекрасная идея несколько запоздала – как бы она мне пригодилась в Чили в 1962 году или в Англии в 1966-м, когда я вынужден был остаться на поле просто для того, чтобы сохранять численность команды. На этом чемпионате также ввели желтые и красные карточки. Их придумал судья Кен Астон, контролировавший позорную и жестокую «Битву при Сантьяго» между Чили и Италией в 1962 году и позже ставший председателем судейской комиссии ФИФА. Благодаря этому нововведению больше не возникали нелепые ситуации вроде тех, что можно было наблюдать в 1962 году на матче Чемпионата мира между Аргентиной и Англией. Тогда судья, говоривший по-немецки, удалил с поля аргентинца Раттина, и очень много времени было потрачено впустую из-за того, что никто не мог понять друг друга.