ним и СССР. Он обиделся. Теперь мы, получается дружим и с теми, и с другими.

— Прекрасные навыки работы с информацией, товарищ подполковник, — одобрил я. — Пять.

И поставил в тощей тетрадке в клеточку с громким названием «классный журнал» пятерку.

— Учитесь, товарищи троечницы! — поставил отличника-дядю Германа в пример.

Вместо того чтобы становиться лучше, хулиганки подвергли меня обстрелу всем, чем под руку попалось, пришлось спрятаться под стол.

— Дамы, вы выпадаете из симулякра! — попытался я их вразумить.

— Ты за ноги хватаешь, я за руки! — скомандовала Виталина, судя по звукам, встав со стула.

— Когда все отыгрывают симулякр, время летит познавательно и незаметно! — всхлипнул я, усевшись на задницу и обняв колени. — А когда кто-то выпадает, становится неинтересно!

— Тебе что, пять лет? — свесилась из-за крышки стола Олина мордашка.

— Мне тоже надоело в школу играть! — высунулась и Виталина.

— Да ну вас, — продолжив имитировать обиду, выбрался из-под стола, демонстративно отряхнулся, подобрал журнал и направился к двери, проинформировав дядю Германа. — Отправлю ваш аттестат товарищу Цвигуну, получите благодарность с занесением или типа того.

— Вот он — мужской шовинизм! — назидательно заметила Вилка.

— Вот оно — тлетворное влияние идей Клары Цеткин! — не остался я в долгу и успел отскочить от воткнувшегося в стену купе циркуля.

— А если бы воткнулся? — обернувшись, наградил почти жену укоризненным взглядом.

— Выживешь! — хищно оскалилась она. — Все равно не попадало.

— Научишь меня так делать? — разохотилась Оля.

— Это поколение потеряно, — вздохнул расстроенный педагог в моем лице и пошел в родное купе, отправлять дяди Германовы оценки Председателю КГБ — вот бы на его рожу в момент получения посмотреть!

Посмотрев на лес за окном, улыбнулся протянувшейся над ним радуге — в закрывших небо еще утром грозовых тучах появился просвет, и солнышко пролилось на наш передвижной дом.

Вышедший из купе дядя Герман красоту проигнорировал и последовал дальше, а вот девушки присоединились ко мне.

— Давай когда-нибудь еще раз так на гастроли поедем? — отразив глазами блеск солнышка, с улыбкой повернулась ко мне Оля.

— Обязательно! — с легкой душой пообещал я.

Потому что впереди еще целая жизнь!

— Завтра уже будем за границей! — поделилась певица радостью, повернувшись спиной к окошку и облокотившись на стену. — Даже не думала, что первый раз в жизни я поеду в Корею.

— Я вообще никуда ездить не хотел, — признался я. — Но так уж вышло, что без этого никак. В Германию боялся, но ничего — вернулись живыми.

— И даже с прибытком, — добавила Вилка.

— В Корее Менгеле бы точно не спрятался! — захихикала Оля и вздохнула. — Вы — крутые.

— Мы — крутые! — поправил я, взяв ее за руку. — Потому что коммунизм! — ответил на вопросительный взгляд.

— Дурак! — с веселым смехом вырвала она ладошку.

— Сережа прав — ты огромная молодец, — подключилась к обработке Виталина. — Сама подумай — на всей эстраде из твоих ровесников только он, — кивнула на меня. — А он не считается, потому что ему, видите ли, «страной рулить надо учиться». Ты получается одна такая на весь СССР.

— И скоро будешь на весь мир, — добавил я. — Разве не круто?

Подумав, Оля кивнула:

— Круто.

— Вот и нечего грустить — у всех разный путь, в отличие от того места, куда мы едем — у них только Чучхе, — подытожил я.

— У нас один путь — коммунизм, — напомнила Олина мама, покинув свое купе с пустым стаканом в руке.

За кипяточком пошла.

— А мама у вас не работает? — спросила Виталину певица.

— Пока не работает, — с улыбкой ответила та.

Запаковав в конверт «табель успеваемости», повел дам в вагон-ресторан, по пути с удовольствием вспоминая встречу с родней из прошлой жизни. И мама маленькая такая смешная! У них и без того неплохо все было — как у всех — но теперь в этом колхозе станет прямо хорошо. Может переименоваться в «Потёмкин групп»? Не, не позволят.

Последние пару дней путешествия мы питались корейскими блюдами — привыкаем, так сказать. Сегодня — не исключение: на столе нашлось былинное ким-чи, рис, суп-кукпап (с рисом) и свиные оладьи.

— Обычные корейцы как правило едят только это, — указал на рис. — Это, — суп. — И вот это, — ким-чи. — А это забирает кореец поважнее, — заграбастал себе тарелку с оладьями.

— И этот человек возомнил себя учителем.

— И с этим вздохом Вилка отобрала у меня тарелку! — ехидно прокомментировал я ее действия.

Оля захихикала, мы вооружились палочками — привыкать так привыкать — и как следует пообедали.

— Можно и книжку дописать, — потянулся я.

Втроем отправились к нам в купе — Оля не печатает, но слушает — и аккурат к прибытию во Владивосток добили спертую у Нила Геймана «Каролину». Пора потихоньку врываться в литературу посерьезнее, и это — хороший первый шаг.

* * *

Пока мы с Олей веселили жителей Владивостока, наш «разоренный» долгой дорогой поезд переукомплектовывали в соответствии с моим запросом — шоколадом и игрушками, отдавая предпочтение первому. Сколько в Корее детей? На всех точно не хватит, но усилить призовые фонды тамошних конкурсов (их у корейцев не меньше чем у нас, соцсоревнование же) хватит. Ну не может же партноменклатура забрать себе всё? Я же проверю и получится прямо неловко.

Сам СССР отправляет по большей части нефть — с ней у Кореи прямо напряг, и, если прикрутить краник, они массово перейдут на газогенераторы — те самые машины «на дровах». С дровами тоже все не так хорошо — в моем таймлайне массовые вырубки лесов, подкрепленные разведением горных коз, которые пожрали кустарники и прочую растительность, вызвало массовые оползни и погубило кучу и без того дефицитной сельскохозяйственной земли. Но теперь может до такого и не дойдет — нефть будет завозиться в гораздо больших, чем в моей версии реальности, объемах. С козами тоже чего-нибудь придумаем в свое время — ими пока никто не занимается.

Заночевав во Владивостоке, прямо с утра отправились дальше. Граница между КНДР и СССР, увы, только водная — небольшой участок реки Туманная размером в тридцать девять с хвостиком километров. Главная «артерия»