толпы василевс следовал на форум Константина и заходил в храм, посвященный основателю города. Там исполнялись соответствующие случаю победные стихи, взятые из Ветхого Завета, в частности, песнь Моисея «Коня и всадника вверже в море…» (Ис. 15: 1-19). Пленники, причем в тексте прямо называются «знатные сарацины», лежали в ногах у василевса, причем над их шеями держали оружие, а после пения прокимна «Кто Бог велий, яко Бог наш» и ектении с прошением «о еже покорити под ноги их всякого врага и супостата» поднимались и отводились в сторону.

Заканчивалась торжественная служба многолетием императору, раздачей даров, причем часть добычи жертвовалась церквям или монастырям. В «Жизнеописании царя Василия», Константин Багрянородный упоминает и о победном венце, которым патриарх Игнатий несколько раз венчал возвращавшегося из походов его деда[282].

Лев VI также предписывает победившему военачальнику: «Прежде всего, тебе следует вознести благодарение Господу Богу нашему Иисусу Христу, и если еще до победы было обещано, что после победы будет воздан какой-либо благодарственный дар, не упусти из виду этот дар воздать»[283].

Феофан Исповедник описывает также существовавшую практику после одержанной победы делать крупные подарки святым — покровителям городов. Так, Константин VI в 795 году «в апреле отправился в поход против аравитян, и 8 числа мая, вступив в сражение с одним отрядом их в местечке называемом Анусан, разбил его, прогнал и преследовал до реки. Потом прибыл в Эфес, помолился Иоанну Богослову и доходы от торжища, простиравшиеся до ста литр золота предоставил на служение святому апостолу и евангелисту»[284].

Примечательно, что подобная практика освящения перед сложными испытаниями применялась не только для военных действий. Продолжатель Феофана не жалеет красок для описания отправления Романа I Лакапина на переговоры о мире с царем болгар Симеоном: «Царь же прибыв во Влахерны вместе с патриархом Николаем, вошел во святую усыпальницу, простер руки в молитве, а потом пал ниц и, орошая слезами святой пол, просил… Богородицу смягчить… гордого Симеона и убедить его согласиться на мир. И вот открыли святой кивот, где хранился святочтимый омофор святой Богородицы и, накинув его, царь слово укрыл себя непробиваемым щитом, а вместо шлема водрузил свою веру в непорочную Богородицу и так вышел из храма»[285].

Учитывая крайне сложную ситуацию и недавние поражения от болгар, поступки василевса, решившегося на такие экстравагантные меры, выглядели в глазах современников вполне уместно, а приемлемые для империи условия, выдвинутые Симеоном, казались чудесным спасением, равно как и его смерть в 927 году, накануне нового похода на Константинополь.

Соответственно, и риторика, призванная воодушевить воинов перед боем, начинает все больше проникаться религиозными сюжетами. Сохранившиеся речи полководцев V-VI веков призывают к стяжанию славы, захвату большой добычи и пр. В описываемую же эпоху воины описываются как соратники и даже братья императора по оружию, защитники сограждан, исполняющие, прежде всего, религиозный долг сохранения свободы христианской веры.

Примечательно, что во второй половине IX века Халифат стал терять контроль над пограничными районами, ставшими почти независимыми эмиратами. Правители этих областей извлекали максимум выгоды из такого положения, периодически атакуя пограничные районы Византии ради захвата военной добычи и увеличения собственной власти и влияния. Все это официально объяснялось борьбой с неверными, а ее участники становились «воинами за веру».

Разумеется, силы каждого эмирата в отдельности уступали могуществу Романии, но для достижения поставленных целей не требовалось иметь большое войско. Достаточно подвижные отряды могли вторгаться на территорию христиан, захватывать пленных, грабить и опустошать города и деревни, уходя обратно до того, как в регион приходила императорская армия.

Византийским ответом стало усиление боеспособности пограничных фемных контингентов, организация защиты особо важных укреплений и особая манера ведения войны, описанная в трактате «О боевом сопровождении». Провозглашаемым же врагами лозунгам борьбы за ислам было противопоставлено усиление идеологической работы с воинами и развитие своей концепции «христолюбивого воинства», защищающего от врага народ и его веру.

Совершенно естественно, что это сближение происходило и со стороны религиозной традиции: все чаще появлялись специальные чины и последования, призванные обеспечить успех войска в бою. В «Тактике» этот раздел необходимых для стратига дисциплин помещен наравне с иными разделами знания, призванными послужить делу победы — после архитектоники (науке о построении укреплений) и астрономии (в данном случае призванной предсказывать природные явления от дождей до землетрясений), перед иатрикой (искусством врачевания ран) и логистикой:

«Дело иератики — твердо проникнувшись Божественным началом и действуя во благо Ему, неустанно исполнять войско высшим законом Христианской веры и с помощью святого слова, священнодействий, молитв и других увещеваний обращать его к Богу, к пречистой Матери Его Богородице, к святым Его служителям. В ответ Бог проявит свою милость, и благодаря вере в спасение своих душ стратиоты будут готовы как можно более стойко перенести предстоящие опасности»[286].

Анонимный трактат X века требует, чтобы стратиг заботился о том, чтобы его подопечные, призванные к столь высокому служению, получали заслуженное уважение гражданских лиц и были защищены от произвола чиновников: «Мне стыдно говорить, что эти люди, которые ставят служение святым императорам, свободе и защите христиан превыше собственной жизни, подвергаются побоям; а занимаются этим сборщики податей — ничтожества, не приносящие никакой пользы обществу, а только лишь притесняющие и подавляющие бедных людей… воины, которые являются защитниками и первыми вслед за Богом спасителями христиан, которые, если так можно выразиться каждый день своей жизни отдают за священных императоров, не должны подвергаться унижениям со стороны фемных судей, лишаться имущества, наказываться плетью, а тем более… заключаться в оковы и колодки, подобно рабам»[287].

Как отмечает С.Э. Зверев, в это время молитва становится одним из распространенных жанров военной речи[288]. Перед боем военачальники посвящают ночи постам и молитвам, что подчеркивается и в агиографической литературе и даже в официальных документах.

Кекавмен советует военачальнику: «Ты положись во всем на Бога, молись ему всей душой и в собственной земле и чужой, ночью и днем, и Он защитит тебя и поможет тебе в борьбе с врагами»[289].

Становятся популярными отсылки и параллелизмы с Ветхим Заветом, история богоизбранного народа Древнего Израиля оказывается примером для ромеев, чувствующих свою особую значимость в очах Всевышнего. Враги же империи называются именами посрамленных врагов иерусалимского царства.

Одним из самых ярких примеров такого подхода является рассказ Константина Багрянородного об отражении очередного рейда мусульман. «Как-то раз написал ему [византийскому полководцу по имени Андрей] эмир Тарса слова, полные безумия и хулы на Господа нашего Иисуса Христа, Бога и Его Святейшую Матерь… Взял он тогда это поносное