Галлахер — входим в Ла Мер, и нас встречают радостными возгласами и поднятыми бокалами шампанского. Этот свадебный ужин похож на пьесу Кабуки, в которую почти все присутствующие верят по-настоящему — все, кроме меня и моей фальшивой подружки невесты Джози, которая умело потчует других гостей выдуманными историями из наших студенческих лет. Ни Дэнни, ни его друзья и коллеги понятия не имеют о том, кого они впустили в свой круг. Я потягиваю шампанское, улыбаюсь своей фальшивой улыбкой и смотрю на дверь, ожидая появления Филиппа Хардвика.

В 19:55 дверь открывается, и внутрь входит главный актер этого спектакля. Я прочитала досье Хардвика и просмотрела десятки его фотографий, но они не подготовили меня к явному магнетизму этого человека. Он высок и мощно сложен, как пантера, и в пятьдесят два года у него все еще копна волос пшеничного цвета, но мое внимание привлекают его глаза. Они синие и холодные, оттенка морского льда, и даже когда он берет меня за руку и улыбается мне, я не вижу тепла в этих глазах.

— Приятно наконец-то познакомиться с тобой, Мэгги. Дэнни — счастливчик.

— Я тоже очень рада знакомству с вами, мистер Хардвик, — говорю я. — Спасибо вам за этот удивительный, прекрасный ужин. — Я оглядываю зал, столы, накрытые накрахмаленными скатертями и сверкающей стеклянной посудой. — Это так великодушно с вашей стороны.

— Лучшие заслуживают лучшего. — Он улыбается Дэнни, но это холодная деловая улыбка. Для Хардвика этот ужин — всего лишь сделка. Он такой, каким его описывали в досье, человек, который ничего не делает, не ожидая чего-то взамен, и то, чего он ожидает, — это лучшая медицинская помощь, которую он может купить.

Я отвожу взгляд от Хардвика, чтобы сфокусироваться на потрясающей женщине, которая вошла вместе с ним. Я узнаю ее по фотографии, сделанной в Лозанне. Это любовница Хардвика, Сильвия Моретти, и вживую она еще более эффектна, с темными средиземноморскими чертами лица и волосами, блестящими, как черный шелк. Облегающее платье-бандаж подчеркивает каждый изгиб ее фигуры. Рука Хардвика небрежно лежит на ее бедре, указывая на то, что она является его личной собственностью. Когда ее губы складываются в улыбку, взгляд остается совершенно безучастным; на этом прекрасном лице невозможно прочесть ни удовлетворения, ни неудовлетворенности.

Хардвик бросает раздраженный взгляд на двух крепких мужчин, которые сопровождали его в ресторан. Это его охрана, и один из мужчин все время поглядывает на дверь, как будто ожидая, что войдет кто-то еще.

И наконец она появляется.

Дочь Хардвика, Белла, всего лишь подросток, но в свои пятнадцать лет она уже знает, как всем своим видом источать уныние. Тот факт, что она не хочет здесь находиться, очевиден по ее сердитому взгляду и по тому, что она не отходит далеко от двери, будто только и ждет предлога, чтобы сбежать. В отличие от Сильвии, Белла не красавица, и она не приложила особых усилий, чтобы улучшить те черты, которые у нее есть. Ее рыжие волосы ниспадают на лицо, как бахрома у пуделя, а сутулость подчеркивает ее круглые, как пельмени, плечи. Ее розовая сорочка с баской — явно дизайнерское платье, но оно совершенно неправильно облегает ее пышные формы. В то время как ее отец привлекает к себе внимание, Белла прячется на заднем плане, теребя бретельку своего лифчика.

— Белла, — рявкает Хардвик. — Иди поздоровайся с молодой женой доктора Галлахера.

Она подходит ко мне и протягивает вялую руку. Ее глаза бледно-зеленые и почти без ресниц, как у какого-то водного существа, смотрящего на меня через стекло аквариума. Для нее я просто еще один деловой знакомый, на встречу с которым ее потащил отец. Из досье Хардвика я знаю, что она его единственный ребенок от брака с леди Камиллой Линдси, союза, который закончился разводом восемь лет назад. Камиллу, которая сейчас живет в Аргентине со своим, помешанным на поло, вторым мужем Антонио, описывали как “великосветскую красавицу”. Какая жалость, что она не передала эти гены своей дочери, которая наверняка страдает, осознавая, что она просто безобразна по сравнению со своей очаровательной матерью. Согласно досье, Белла посещает частную школу-интернат для девочек в Брайтоне, где, судя по ее поведению, она и предпочла бы находиться, вместо того чтобы проводить выходные со своим отцом.

Я слышу звук задвигаемого засова. Люди Хардвика только что заперли дверь ресторана, не пуская никого, кто мог бы попытаться войти, а сами расположились у входа, чтобы никто не мог уйти без их разрешения. Мы заперты внутри на весь вечер, пойманные в ловушку навязчивой манией Хардвика все контролировать. Неудивительно, что Белла сегодня вечером выглядит несчастной; когда она со своим отцом, она, должно быть, чувствует себя пленницей.

Прекрасно ее понимаю.

Предполагалось, что это будет мой свадебный ужин, но когда я сижу рядом с Дэнни за столом, уставленным тонким фарфором и целым лесом бокалов для вина, мне кажется, что сегодня все выходит из-под контроля. Хардвик, конечно, сделал предварительный заказ на вина. Его кредитная карточка, его выбор. Официанты в униформе появляются из кухни с бутылками шардоне "Домен Шансон" и деловито обходят стол, наполняя бокалы. Когда официант подходит к бокалу Беллы, он останавливается и бросает вопросительный взгляд на Хардвика.

— Будет тебе, папочка, — говорит Белла. — Мама мне позволяет.

— Твоей мамы сейчас здесь нет.

— Это не значит, что я не пью вино, когда я с ней.

Хардвик хмурится. — Ладно, но только полбокала. И ни каплей больше.

Официант наливает, затем направляется выше, где расположилась команда безопасности.

— Им не положено, — огрызается Хардвик. — Они на дежурстве.

Бедные охранники.

Хардвик поднимает свой бокал. — Тост за жениха и невесту! — Он сидит прямо напротив меня, Сильвия слева от него, а Белла справа, и я не могу избежать его взгляда. Я читала его досье и знаю, что он сделал. Я знаю, кто он такой. Моя судьба зависит от того, что он не знает, кто я такая.

Наши гости тоже поднимают свои бокалы в воздух, и Дэнни нежно сжимает мое колено. Я улыбаюсь и делаю глоток вина. Уверена, что у него превосходный винтаж, но я почти не ощущаю вкуса, потому что у меня такое чувство, будто вокруг горла затягивается узел. Я вижу Джози, мою фальшивую подружку невесты, смеющуюся на другом конце стола, вживающуюся в свою роль. Я слышу, как доктор Лидс охает над прекрасным шардоне. Я чувствую себя пойманной в ловушку этой картины, фигурой на полотне, из которого я не могу выбраться.

— Я слышал, вы двое познакомились в Бангкоке, — говорит Хардвик. Он смотрит на меня так