…Не многие знают, как появилась Голгофа на могиле Булгакова. Досталась от Гоголя, когда прах великого писателя переносили в другое место. А креста там нет. Михаил Афанасьевич не хотел. Воланд отсоветовал? Нет, он отнюдь не бесстрастный судебный исполнитель. Только после смерти тела душа Булгакова могла понять, что сатана как раз лично заинтересован в каждом.

«Я никак не могла найти того, что бы я хотела видеть на могиле Миши — достойного его, — вспоминала жена писателя. — И вот однажды, когда я по обыкновению зашла в мастерскую при кладбище Новодевичьем, — я увидела глубоко запрятавшуюся в яме какую-то глыбу гранитную. Директор мастерской, на мой вопрос, объяснил, что это — Голгофа с могилы Гоголя, снятая с могилы Гоголя, когда ему поставили новый памятник. По моей просьбе, при помощи экскаватора, подняли эту глыбу, подвезли к могиле Миши и водрузили. С большим трудом, так как этот гранит труден для обработки, как железо, рабочие вырубили площадочку для надписи: Писатель Михаил Афанасьевич Булгаков, 1891–1940 (четыре строчки. Золотыми буквами). Вы сами понимаете, как это подходит к Мишиной могиле — Голгофа с могилы его любимого писателя Гоголя… Эту глыбу — морской гранит — привез Аксаков специально для могилы Гоголя…» (Дневник Елены Булгаковой. М., 1990. Письмо Н. А. Булгакову, 16 января 1961 г.).

Помните, Михаил Афанасьевич, как написано было у любимого вами Николая Васильевича про смерть прокурора (в «Мертвых душах»)? «Только тогда с соболезнованием узнали, что у покойника была, точно, душа, хотя он по скромности своей никогда ее не показывал».

«— Воробьевский! — завизжала Маргарита. — Воробьевский! Да ведь это же он! Это он погубил мастера…»

Переиначенная цитата, конечно, — шутка. Но я представляю себе, как завизжат нечто подобное окололитературные ведьмы и критики с Лысой горы. Булгаков — культовая фигура и трогать ее нельзя.

— А почему нельзя?

— Потому что — великий талант.

— Согласен. Получил его от Бога. И от Господа же получил свободу воли. Сделал свой выбор в литературном творчестве.

— Да ему и в голову не приходили замыслы, которые приписывают ему и православные, и иудейские критики!

— Очень даже может быть. Булгаков порой писал то, чего не мог знать, и у него получались вторые планы, которые он не задумывал. Это и называется ментизм. Проще говоря, — подчиненность воли (хотя бы и частичная) миру зла. Этот мир как раз не свободу дает. Он — узурпатор. Всегда пытается присвоить дар Божий. Отсюда — рукопись «Театрального романа», написанная без единой помарки, как бы под диктовку. Отсюда и есенинская «Инония».

— Как, вы и Есенина не любите?!

— Я-то люблю. И не хочу верить, что богохульственные стихи он написал не в состоянии одержимости, а своей волей.

Напомнить?

Хрестоматийное воспоминание о нем гуляет в милом березовом ситчике, а ведь было и другое:

А это:

Как? Что? Почему он написал такое? Спьяну? А что это значит — спьяну, не помня себя — в духовном смысле?! Ну, мы уже говорили об этом…

В четвертом издании известной книги «Отец Арсений» читаем воспоминания о Есенине: «От христианства, Иисуса Христа, Церкви, православия он отрекся еще в 1918 году, написав оскорбительно-кощунственное стихотворение, называемое «Инония», и никогда не считал написанное ошибкой…

Когда он писал стихи, на него нисходило озаряющее творческое вдохновение, даже не всегда понятное ему самому, но если стихи или поэма были уже написаны, он становился ограничен, беден, бессодержателен, тускл».

Итак, «Инония»:

И далее, в тех же воспоминаниях, — очень характерно: «В нем как бы жили одновременно или по очереди несколько человек: 1) гениальный лирик, человек, пытающийся иметь свою собственную философию, но ничего в ней не понимающий, поэт нежных «персидских» мотивов, лирик природы и женщин, 2) «черный человек» и 3) человек, по воспитанию в церковно-приходской школе, — православный».

Понятно, сколь обидно и возмутительно читать все это поклоннику Есенина. Однако, если отмести версию его одержимости, получается, что ту же «Инонию» сочинил не бес, а он сам. (Как писал афонский старец Иероним, хулит Бога не сам человек, а всегда — бесы.)

Сам, своею, еще не порабощенной волею, он писал другое:

А потом удивительная прозрачность замутилась. Судя по стихам, за год-два до революции что-то произошло в борьбе за его душу. Кто-то постучал в нее, и он открыл дверь.

Со времени этого «раздвоения» его душа лишь иногда прорывается криком:

Но нет, его ждет другая смерть. Он сам писал об этом: «В зеленый вечер над окном на рукаве своем повешусь»… Провозвестник самоубийства вновь на пороге:

Так загадка его повешения получает еще одну версию: а не повторил ли замечательный поэт судьбу доктора Фауста? «Народу присуще то воззрение, — пишет классик отечественной этнографии, — что человек не сам лишает себя жизни, а доводит его до самоубийства, иногда даже непосредственно убивает, топит черт, леший. Меланхолическое настроение перед самоубийством, душевное расстройство считаются дьявольским наваждением; раздвоение сознания, разговоры и препирательства с невидимым кем-то… народ понимает как борьбу с нечистой силой; когда же больной самовольно прекращает свое существование, народ выражается пословицей: черту баран!»[70].