– GIGN? – в лоб спросила Джемма. – Или Commando HUBERT?

– GIGN, разумеется, – ответил он с легкой усмешкой. – Ведь я аквалангист, а не глубоководный водолаз.

– Не боевой пловец, а легкий водолаз-интервент, как пишут о вас в прессе.

– Ну, курс подготовки легких водолазов GIGN мало чем отличается от курса подготовки боевых пловцов ВМФ.

– Ты бывал там? – спросила с интересом Лиза. – На базе Commando HUBERT в Сан-Мандри?

– А как же. Три месяца в Школе подводного плавания Национальной жандармерии в Антибе, потом еще четыре в Школе боевых пловцов Национального флота в Сан-Мандри. – Венсан снова усмехнулся, только более жестко. – Так герой становится супергероем. И в один прекрасный день его умение, возможно, пригодится кому-то из генералов.

– Какой цинизм! – воскликнула Джемма. – А простые люди? Те, что становятся заложниками в мирное время?

– Да, заложники... которым иногда удается помочь. – По лицу его пробежала тень, но в целом выражение не изменилось. – Только это и спасает от безумия, когда оно уже у твоих дверей. – Он постучал указательным пальцем по виску. – Только это.

– Почему ты оставил службу?

Услышав вопрос, Лиза подумала: слишком рано. Он не ответит.

Он ответил, но с равным успехом мог бы и промолчать.

– Так сложилось.

– Та девушка с перерезанным горлом?

– Почти.

– Почти, но не совсем?

– Не совсем.

– Или совсем «не»?..

На этот раз ответа не последовало.

Лучше бы она спросила, КАК ДАВНО он оставил службу. Лиза не совсем четко представляла, какое это имеет значение, но отчего-то ей хотелось знать, и, набравшись храбрости, она спросила об этом сама.

– Семь месяцев, – ответил Венсан и прикинул в уме. – Да... семь месяцев назад.

О чем еще можно было поговорить? Никто не знал, поэтому следующие полчаса протекли в безмолвии.

Вспомнив про вино, Венсан достал из холодильника одну из бутылок, обтер полотенцем (она мгновенно запотела от жары), разлил по бокалам. Джемма и Лиза молчали, держа свои бокалы за стеклянные ножки. У обеих глаза были на мокром месте.

– Итак, – промолвил Венсан с невеселой улыбкой, – что же нам отметить на этот раз? Конец невинности?

В тишине все трое подняли бокалы и выпили, испытывая странное облегчение при мысли, что все маски сорваны и больше не нужно опасаться, что люди, разделяющие с тобой стол и кров, сочтут тебя лучшим, чем ты есть на самом деле.

В двенадцатом часу ночи они снова сидели на веранде, попивая «Метаксу», покуривая «Gaulois Bleu», разговаривая о том, о сем... совсем как раньше. Венсан наконец расслабился, и ему уже можно было задавать вопросы. Некоторые из них он, конечно, игнорировал с присущей ему очаровательной бесцеремонностью, объясняя это нежеланием montrer ses plaies[68], но на некоторые отвечал – пусть не очень охотно, но честно.

– И все же из-за чего ты оставил службу?

Несносная Джемма опять коснулась больного.

Он долго молчал.

– Неудачная операция. Один из моих пловцов не вышел на поверхность. Я был командиром отряда. Моя вина.

– Ты командовал отрядом из пятнадцати человек? – Джемма уважительно посмотрела на него. – Ну и ну! А мы-то, дуры, разглядывали твою задницу на пляже... лейтенант Торанс.

– Капитан, – поправил он скромно.

Джемма чуть не свалилась со стула.

– Ох... прошу прощения, сэр.

– Но почему ты решил, что должен уйти? – подала голос Лиза. – Ведь если это была боевая операция, кто угодно мог...

Он покачал головой:

– Ты не понимаешь. За тридцать лет борьбы с терроризмом GIGN потеряла всего десять бойцов. И один из них – мой.

– Тебе предъявили официальное обвинение?

– Обвинение? О нет. Наоборот, меня дружно заверяли, что в этой непростой ситуации я сделал все от меня зависящее. Со мной беседовали аж целых три психолога. Но у меня как раз заканчивался очередной контракт...

– И ты решил нести свой крест в одиночку.

– Да.

Еще глоточек «Метаксы». Еще крупица правды, процеженная сквозь кровавый пот воспоминаний.

– А та блондинка с перерезанным горлом в твоей постели? Из-за которой ты чуть не угодил за решетку. Которая стала причиной твоей фобии. Это было или не было?

– Было, но очень давно. Примерно тогда же, когда случилось твое изнасилование. Мне едва исполнилось девятнадцать. И причина моей фобии не в этом.

– В чем же?

– Я расскажу, но не сейчас. Позже.

– Как же с этой самой фобией тебя зачислили в GIGN? – подумав, спросила Лиза.

– А я никому о ней не рассказывал.

– И никто не вывел тебя на чистую воду? Ни один психолог? Впрочем, твой отец... хм... понятно.

– Отец? – Венсан неприязненно поежился в кресле. – Мы никогда с ним не ладили. Он не верил, что из меня выйдет что-нибудь путное. Мальчишка, который только и знал, что бегать на танцы по выходным да щупать девчонок на заднем сиденье автомобиля...

– На танцы? – переспросила Джемма.

И быстро взглянула на Лизу. Они обменялись улыбками.

– Даже через несколько лет, когда я, уже далеко не мальчик, объявил о своем решении вступить в GIGN, он был решительно против. И сделал все, чтобы этому помешать. Сломать меня, загасить. Заставить сойти с дистанции. Мать и сестра тоже были не в восторге от моей идеи. Мама, как обычно, беспокоилась о моем здоровье. Франсуаза просто терпеть не могла людей в форме. Когда мне случалось оказываться дома, со мной почти не разговаривали. Быть может, это прозвучит странно, но я был очень одинок в то время. При других обстоятельствах я мог бы даже впасть в депрессию – правда, правда! – но, к счастью, в Учебном центре нас гоняли так, что времени на дурные мысли уже не оставалось.

– А потом, после окончания спецкурса? Быстро ты до–служился до капитана?

– Довольно быстро.

– И где же ты совершал свои подвиги? В каких точках земного шара?

– В самых разных.

– А кошмары тебя не мучают? Сейчас, после всего.

Венсан глубоко вздохнул. Смиренно-обреченно, как монах, которому случилось задуматься о превратностях семейной жизни.

– Кошмары, бессонница... Все, кто воевал на Балканах, или на Ближнем Востоке, или на Кавказе, могут рассказать об этом побольше меня. Я же, собственно, не воевал, а выполнял спецзадания. Нас забрасывали туда, где требовалось немедленное вмешательство. Так что это была скорее работа. Работа, а не война.