Сержант Соболев, побалагурив о том о сем, неожиданно признался, что встретил девушку своей мечты, но не знает, как к ней подступиться. Цветы дарить — старомодно, в кафе звать — пошло, продолжать таскаться за ней как тень — глупо. Ему посоветовали взять два билета на какой-нибудь спектакль или концерт, потом все же пригласить подругу в кафе, а цветы вручить в самом конце романтического вечера — дома.

— У кого дома? — пожелал уточнить Соболев.

— Ну не у нее же, — сказал Лазарев. — Для этого она тебя пригласить должна, а она, насколько я понял, особа серьезная, так что торопиться с этим не станет. Правильно? Правильно. Значит, остается только вести ее к себе. А цветы заранее купишь и в воду сунешь. Она спросит: «А зачем это я к тебе пойду?» А ты ей: «Сюрприз». И букет — вуаля! Дальше по обстановке.

— Не-а, — помотал головой Соболев. — План хороший, но не для меня. Дома постоянно дед торчит. Редко трезвый, зато всегда в трусах и с сигаретой. Интерьер не украшает.

— Тогда деда на дачу или к родственникам, а девушку сразу к себе, — решили офицеры, посовещавшись. — По укороченной программе. Сюрприз, букет, шампанское. Дальше по обстоятельствам.

Пока Соболев обдумывал предложенный вариант, к обществу за советом обратился старший лейтенант Архипов, рассказал, что супруга на гражданку его выталкивает, применяя политику кнута и пряника.

— Пряники кушай, а кнут отбери и сам пускай в ход, ежели чего, — рассудил Козлов.

— Моя Люся с пониманием.

— А если с пониманием, то чего же ты тут жалуешься? — прищурил один глаз Лазарев.

— Я не жалуюсь, я совета спросил. Только без кнута и плетки, чтобы по-человечески. Да ну вас! Без сопливых разберемся.

Отмахнувшись, он отвернулся и привалился к вибрирующей стенке, делая вид, что просто-таки взял да и провалился в сон. Остальные продолжали балагурить, перекрикивая друг друга и гул двигателей. Раздухарившийся Козлов даже анекдот рассказал, что было для него нетипично:

— Однажды, значит, генерал говорит спецназовцам: «Сейчас в моде туфли из крокодиловой кожи. А я хочу сапоги крокодиловые. Отправляйтесь-ка в Африку, товарищи бойцы». Ну, ночью батальон десантировался на берег Нила. Проходит день, другой. Никаких вестей. Неделя проходит. Опять тихо. Генерал не выдержал, сам отправился в Африку. Видит, весь берег Нила завален дохлыми крокодилами. Тут из воды выныривает еще один, а его тут же — бац! — снайпер кладет. Сержант крокодила на берег вытаскивает и кричит: «Товарищ майор, этот тоже без сапог!»

Все захохотали, а Лазарев указал пальцем на Прохорова:

— Стрелял он, а вытаскивал Соболь.

Соболев смеялся вместе со всеми, а Прохоров надулся:

— Очень смешно. У вас, товарищ лейтенант, талант. Вам в «Комеди Клабе» выступать нужно.

На этот раз нахмурился Лазарев, но майор Андреев живо всех успокоил и примирил, велев отставить разговорчики и приготовить личное оружие для досмотра. А когда приземлились и снова взлетели в стальном чреве «Ми‑8», было уже не до шуток и препирательств. Все прониклись ответственностью момента. В ближайшие часы, дни, а может быть, и недели бойцам группы предстояло доверять друг другу свои жизни, а это было самое дорогое, чем они владели. Общее настроение уловил и озвучил Козлов:

— Каждый день каждого человека — это ночная тьма. Никто не ведает, что произойдет в следующее мгновение, но люди все равно должны идти вперед.

— Хорошо сказал, — оценил Лазарев.

— Это не я сказал, это писатель какой-то. — Подумав немного, Козлов добавил: — Хотя я под его словами подписываюсь.

Кто-то кивнул, кто-то хмыкнул, кто-то вообще промолчал, но по лицам бойцов было видно: они согласны с тем, что люди должны идти вперед. По крайней мере, мужчины. Если они, конечно, принадлежат к мужскому полу не только на словах и в анкетных данных.

Генерал-майор Комаровский вернулся домой затемно, чувствуя себя вялым, как выжатый лимон. Несколько раз за день с ним связывался заместитель руководителя Администрации президента, спрашивал, как дела. Комаровский, которому пока похвастаться было нечем, поинтересовался в свою очередь, удалось ли оттянуть обмен заложников на пленных боевиков. Каминский ответил, что Джамхад позвонит завтра в восемь часов утра по московскому времени.

— Я предупредил его, что доставка заключенных из мест лишения свободы не такое простое дело, как кажется, — сказал он. — Этот мулла был вынужден согласиться с отсрочкой. И все же расслабляться нельзя ни в коем случае, Валентин Сергеевич. Неизвестно, что взбредет талибам в голову завтра. А вдруг они решат поторопить нас на свой манер? Если будут жертвы среди мирного населения, я себе не прощу. — Выдержав паузу, он добавил: — И вам тоже, Валентин Сергеевич, уж не обессудьте.

Это была не пустая угроза. Человек, запросто вхожий в кабинет президента России, мог разрушить карьеру Комаровского одним словом, одним намеком, одним шевелением пальцев. Генерал помнил, как был стерт в порошок зарвавшийся министр обороны, чем-то прогневавший Каминского. Свои миллионы, особняки и яхты сохранил, за решетку не угодил, вывернулся, но теперь его и на пушечный выстрел не подпускали к Кремлю, и министр, привыкший причислять себя к политической элите, чах и хирел, сбрасывая килограмм за килограммом лишнего веса.

Комаровскому вовсе не хотелось, чтобы нечто подобное приключилось и с ним, но он угрозы не испугался. Это был человек не того сорта. В голосе его позванивали металлические нотки, когда он отчеканил:

— Не пугайте меня, Сергей Дмитриевич. Пуганый я. Сейчас все зависит от моих орлов, а они делают все возможное и невозможное тоже. Я в них уверен, как в самом себе. Если этот «Боинг» существует и находится под Кандагаром, они его отыщут. Если Джамхад блефует, это тоже выяснится. А поторапливать меня бессмысленно. Потому что я поторапливать ребят своих не стану. Им по лезвию ножа ходить, Сергей Дмитриевич, зачем на психику действовать?

— Да понимаю я, понимаю, — в сердцах произнес Каминский. — Я бы вас тоже не стал беспокоить, Валентин Сергеевич, но на меня ведь давят. Вот и суечусь. — Он вздохнул. — Скорее бы все кончилось.

— Однажды кончится. Все. И будет играть музыка, но мы ее не услышим.

— Типун вам на язык, Валентин Сергеевич!

— Это я к тому, что жизнь без волнений не бывает. Так уж мир устроен. Хорошо ли, плохо ли, а не нам его менять.

— Ну, раз уж вы взялись философствовать, — возразил Каминский, — то тут я вам готов возразить. Нам менять этот мир, Валентин Сергеевич, нам! Вот вы с терроризмом боретесь, всякую сволочь уничтожаете… Разве тем самым не меняется мир вокруг нас? Я сегодня на подпись президенту положил проект строительства нового газопровода «Восточный поток». Это ведь тоже начало перемен. Грандиозных перемен, хочу заметить.

Они еще немного поговорили на отвлеченные темы, условились даже когда-нибудь поохотиться вместе, а потом попрощались, и с тех пор Каминский ни разу не позвонил. Но Комаровский прекрасно понимал, каково сейчас приходится заместителю главы Администрации. Его и самого рвали на части — то силовики, то думцы, то пронюхавшие о ЧП журналисты. Переступив порог квартиры, Комаровский сбросил с ног разогревшиеся туфли, зашвырнул фуражку на шкаф, сорвал с шеи галстук и, оставляя на ковре влажные отпечатки ступней, направился в ванную комнату. Она была поистине генеральская — четыре метра на пять, с высоченным потолком, кабиной для душа, ванной, джакузи и кучей укромных мест, где надежно хранились всякие неодобряемые супругой напитки: баснословно дорогой херес из коллекции «Массандра», ямайский ром восьмидесятилетней выдержки, бордо, текила, заказная водка «Дива» и много еще чего, всего не упомнишь. Надобно отметить, что те же самые напитки стояли во вполне официальном баре Комаровского, однако почему-то ему было интереснее баловаться тайными запасами.