— Я слабо помню, что происходило в те дни. Знаю, что я ходила в отделение, но так ничего и не добилась. Твой отец приехал потом, рассказал, что тебе выдвинули обвинения, что будет суд и что у моего бывшего, якобы, хорошие адвокаты. Я ведь тогда понятия не имела, что у Ивана просто не может быть адвокатов, — она всхлипывает. — Да и откуда они у него? В карманах ни гроша, да и мозгами он работать никогда не умел. Об этом я думала потом, как и о том, что вряд ли тебе бы светил серьезный срок.

— Я вообще ничего не понимал, — признаюсь ей. — Знал, что нанес серьезные повреждения и за такое могут дать не только штраф, но и чего серьезнее. Я надеялся на отца.

А вот это совершенно искренне. Я и правда сидел в той сырой камере и думал, что папа меня вытащит. Он наверняка уже на полпути к отделу и вот-вот всё решит. Когда провел там одну ночь, вторую, засомневался, а когда пытались выбить ответы на вопросы — дошло, что все плохо. Я тогда еще не знал, насколько.

— Я к тебе шла в полной уверенности, что все будет хорошо. Что раз твой отец устроил нам свидание, он обязательно сможет тебя вытащить, нужно только подождать,  — Аня встает, садится на диване и вздыхает.

Вижу, что ей трудно продолжать. Аня тяжело дышит и шумно вздыхает, нервничает, вспоминая то, через что прошла.

— Я только потом поняла, что у него был план. Я должна была увидеть синяки на твоем теле, чтобы проняться сочувствием и сделать “правильный” выбор. Я поняла это уже потом. Когда он сказал, что я должна тебя бросить, что ты все равно меня забудешь, и я должна тебя отпустить ради будущего. Что такая, как я тебе не нужна.

Я ожидал чего-то подобного и даже хуже. Отец всегда был жестоким и шел по головам. Он и состояние сколотил на том, что делал несчастными остальных: меня, мою мать и брата. Кирилл зажил только после его смерти. Его к себе мать забрала, хотя конечно не должна была, потому что ей он, по сути, никто. Но ему идти некуда после смерти отца было, его мамаша о нем благополучно забыла, а моя, конечно же, не могла оставить парня.

— Он не имел права решать, — произношу, потому что хочу, чтобы она это знала. Отец любил вершить чужие судьбы, лезть туда, куда бы не стоило, но упорно делал то, что считал нужным.

— Я знаю, что не имел, — она кивает. — Но ты представь, каково мне было, когда ты там, весь избитый, в крови и ранах, и я могу тебя спасти. Нужно лишь… сказать, подтвердить, что всё было у нас… с ним, — она сглатывает. — Я отказалась вначале, а потом поняла, что не могу так. Не могу оставить тебя там. Ты ведь спас меня тогда, защитил от мужа и… я видела, что тебе там нелегко.

Я пытаюсь стойко держаться и молчать, а ведь хочется столько всего сказать. Мысли кружатся в голове одна за другой, сменяют друг друга, но я упорно молчу. Да и что говорить? Пытаться изменить то, что случилось еще шесть лет назад? Как я вообще мог поверить? И упорно не видеть, что все ложь долгих шесть лет.

Наверное, мы должны были разойтись, чтобы повзрослеть и понять свои ошибки. Аня сожалеет, а я чувствую себя придурком. Идиотом попросту, который поверил отцу. Я ведь знал, какой он и понимал, что она никогда… усомнился. Он ведь столько слов мне наговорил, попадал в цель. И мужа ее приплел, который тоже наверняка страдает, потому что его бросила жена.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я согласилась. Позвонила и сказала, а потом ты пришел. Я не смогла и слова сказать и уговаривала себя, что поступаю верно. У тебя вся жизнь впереди и лучше провести ее на свободе, а не на зоне. Любил бы ты меня после того, как вышел? Вряд ли.

— Меня бы не посадили! — уверенно произношу и перехватываю ее лицо ладонями. — Он бы не дал, понимаешь? Мать бы не позволила.

— Это я только потом поняла, когда о беременности узнала. Поняла, что он блефовал и на самом деле у него и мыслей не было тебя посадить, просто это оказалось самым действенным способом надавить на меня. Денег я бы не взяла, от тебя бы просто так не отказалась. Он выбрал то, что подействовало.

— Он мразь. И всегда таким был.

— Я не виню его, — совершенно спокойно произносит Аня.

Видно, что за шесть лет она успокоилась и отпустила, а я нет. Потому что до последнего думал, что все дело в ней. Что она захотела жизни лучше и добивалась ее, как могла, что играла.

Нихрена я ее не знал, на самом деле.

Зато сейчас уверен, что не отпущу. Не смогу. Она ведь и правда другая. Спокойная, тихая и верная, она бы ни за что меня не предала. И она родила мою дочь, которую воспитала лучше любой другой женщины. Если кто из нас и неправ, то я. Для сына своего отца я не мог не понимать, что это всё сделал он. Что и задержали меня не просто так, хотя не должны были, что и выпустили слишком быстро после “допроса”. Я тогда не понимал ни черта из-за обстановки, в которой оказался.

Сырое помещение, непонятные соседи в камере, похлебка в мисках, которые было страшно в руки взять, не говоря уже о том, чтобы оттуда есть. Я бы не протянул там долго, как не крепился, и соображал плохо. Хотел к ней. А потом сообщение, что она переспала с отцом. Потому что поняла, что с бывшим ей быстро не справиться. Меня ведь посадили.

— Ты должна была винить меня, — произношу, понимая, что она никогда не винила. Ни разу.

— За что? — Аня удивляется, распахивает глаза и смотрит на меня так, будто я сморозил самую невозможную глупость.

— За то, что ему поверил, — произношу уверенно. — Разве ты не злилась?

— Ни дня, — она пожимает плечами. — Он твой отец, Руслан. Об этом ты подумал бы в последнюю очередь. Я все прекрасно понимала. Что ты будешь ненавидеть меня, что поверишь и ничего не заподозришь.

Я притягиваю ее к себе, укладываю на коленях, как маленькую девочку и прижимаю к груди так сильно, как могу. Она на меня ни дня не злилась, даже мысли не допускала, что я мог просто не поверить отцу и спросить у нее, поговорить, а не мстить. Меня слишком быстро осеняет. Так сильно, что голова начинает раскалываться от жуткой боли. Я был обиженным мальчиком, который страдал фигней, пока она вынашивала мою дочь, рожала ее и воспитывала, пока зарабатывала деньги и давала ей ту жизнь, которую могла.

Самое страшное во всем то, что когда я потребовал видеться с дочкой, она ни минуты не колебалась — разрешила. И когда попросил ее помочь мне поверить — тоже. Она просто была рядом. Все это время. Поддерживала, если не получалось что-то с дочкой, учила, как правильно.