— Кто-то из ваших с прошлого заезда уже говорил мне об этом.

— Кто? — Джой навострила ушки; а вдруг это какая-нибудь девчонка, о которой ей ничего не известно?

— Парень, с которым я подружился, когда мы всей компанией отправились на Северное побережье. Он сказал, что безумно рад, что выиграл бесплатную поездку, но... У них в группе этих леди за глаза прозвали «старые сквалыжницы».

— Ты, наверное, шутишь! Почему ты не сказал мне об этом вчера вечером?

— Вчера вечером я думать забыл об этих старых сквалыжницах, — понизив голос, проговорил Зик. — Вчера вечером я думал только о тебе. Ладно, увидимся позже. — Он отвернулся и снова уставился на воду, продолжая покручивать шнурок.

Обратно к своему шезлонгу Джой не шла, а летела. Было такое ощущение, будто у нее за плечами выросли крылья. Похоже... ох, похоже, Зик не шутит. Она плюхнулась в шезлонг, откинулась на спину и закрыла глаза. В ее хорошенькой головке созрело окончательное решение. Сегодня она устроит небольшое собрание для всех членов группы. Всех, кроме... Ив и Герт. Несправедливо, если мы не получаем то, что нам по праву положено. Покойный Сол Хокинс мечтал о том, чтобы эти поездки приносили нам радость. Он хотел, чтобы каждый привозил с собой обратно в Хадвиль частичку солнышка. Но о каком солнышке может идти речь, если у тебя такое ощущение, будто ты провел неделю не на курорте, а на военных сборах?

В колледже Джой посещала спецкурс, посвященный тому, как, отстаивая свою точку зрения, принимать активное участие в судебном процессе. «Джой против «Старых сквалыжниц», подумала она. Это и будет мой первый судебный процесс.

Ей и в голову прийти не могло, насколько это опасно — затевать что-либо против «старых сквалыжниц».

— Ладно, Уилл, — без обиняков начала Риган, — почему бы вам не рассказать мне всю правду? О том, что на самом деле произошло?

— Я не знаю, с чего начать.

— Может, с самого начала? Знаете поговорку?

— Какую?

— Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

— Если бы...

— В любом случае стоит попробовать.

Они снова сидели у него в кабинете, дверь была заперта, и Джанет было снова строго-настрого заказано удерживать все звонки. Если это вообще возможно, Уилл выглядел еще хуже, чем два часа назад. Он молитвенно сложил руки. Будто исповедоваться собрался, мелькнуло в голове у Риган.

— Я не сделал ничего плохого, — с трудом выдавил из себя он. — Но все выглядит так подозрительно...

На какой-то миг Риган безумно захотелось заткнуть себе уши.

— В ту ночь, когда погибла Доринда... — Он помедлил, взглянул на Риган с таким видом, будто только что увидел призрак, а затем неуверенно продолжил: — ...она вошла ко мне в кабинет. Она как раз собиралась уходить. Было уже поздно. У нее было много работы на наших праздничных мероприятиях, а также в ресторанах и барах. С этим балом, будь он неладен, все разговоры вертелись вокруг ожерелья, которое собираются выставить на торги. А как раз накануне я сказал ей, что, мол, у меня дома есть ожерелье, которое мои родители купили на Гавайях много лет назад. Она спросила, можно ли сфотографировать его для бюллетеня, посвященного балу. Я принес ожерелье на работу и отдал ей. Потом она ушла. И больше я ее живой не видел...

— Ожерелье, которое было у нее на шее, когда ее нашли, принадлежит вам? — изумленно переспросила Риган.

— Точно.

— И ваши родители купили его здесь, на Гавайях. Когда это было?

— Тридцать лет назад.

— Тридцать лет назад оно было похищено из Музея морских раковин.

— Теперь-то я это знаю, но клянусь Богом, тогда я и понятия не имел... — Уилл уставился куда-то в угол окаменевшим взглядом, не в силах закончить свою мысль.

— А вы в курсе, где они купили его?

— В аэропорту. Им его продал какой-то мальчишка. У него были ужасно странные пальцы на ногах.

— Что?

— Сегодня утром я разговаривал с мамой по телефону. Она сказала, что на мальчишке были сандалии, и сразу бросалось в глаза, что большие пальцы у него намного короче следующих. Это единственное, что она о нем запомнила.

— В мире тысячи людей с необычными ногами, — заметила Риган. — Это еще не самая большая беда. Все же лучше, чем шишки, например. Вот это болезненно.

— Да, но мама сказала, что вторые пальцы у него были противоестественно длинные.

— Этот мальчишка, если он, конечно, еще жив, стал теперь на тридцать лет старше. И ваша мама ничего больше не запомнила?

— Ничего. Где бы он ни был, он, безусловно, здорово изменился. Но голову даю на отсечение, пальцы у него все те же.

— Так, значит, этот мальчишка вполне мог быть тем, кто украл ожерелье?

— Ага. — Уилл тяжело вздохнул. — Неужели вы не понимаете, Риган? Я никому, никому не могу сказать, что все эти годы украденное ожерелье находилось у меня. Это выставит меня в дурном свете, с какой стороны ни взглянуть.

— Да уж.

— Риган!

— Простите, Уилл. И хотя, если честно, все это кажется слегка подозрительным, — то, что ваши родители все эти годы владели ожерельем, которое было похищено из музея, — я уверена, они и не догадывались о том, что оно краденое, когда покупали его.

— Разумеется, нет! Они купили ожерелье, сели на самолет и улетели домой! Мама надевала его только по большим праздникам. Она говорила, что чувствует себя в нем королевой.

— Ваша мама, наверное, экстрасенс.

— Да, у нее есть что-то такое... — Уилл вымученно кивнул. — Риган, вся эта история может выйти для меня боком. На Доринде было мое ожерелье — бесценное, украденное ожерелье, — и она была мертва! Это сразу навлечет на меня подозрение в убийстве.

— В полиции уверены, что это был несчастный случай. Было на ней ваше ожерелье или нет, они не верят в то, что ее кто-то убил. Но, Уилл, именно вы предложили мне расследовать это дело. Зачем? Если вас так волнует, что о вас подумают, почему вы не спустили все на тормозах?

Уилл с шумом втянул в себя воздух:

— Когда я передавал ожерелье Доринде, у меня было дурное предчувствие. Оно так много значило для моей мамы. Я вдруг понял, что это не очень хорошая мысль. Доринда заверила меня, что отправляется прямо домой. Я попросил ее сразу же сделать снимки. Сказал, что позже я заеду к ней домой, чтобы забрать его. Мне еще оставалось кое-что закончить.

— И что она вам ответила?

— Что пойдет прямо к себе на квартиру. Она собиралась положить его на кусок черной материи у себя на столе, подобрать нужное освещение и сделать несколько снимков. Предложила выпить по бокалу вина, когда я приеду. Но, признаться, мне была не по душе эта мысль. Не очень-то это хорошо, особенно в отсутствие жены... Но, с другой стороны, мне очень не хотелось оставлять ожерелье у нее на ночь, и уж если я дал его ей, было бы глупо с моей стороны требовать его назад. Так что я сказал: может быть, но только по одному бокальчику. Я знал, что не смогу уснуть, если не заберу его.